Къ его великому изумленію, тяжелый колоколъ ударилъ шесть разъ, потомъ семь, восемь и такъ до двѣнадцати; затѣмъ все смолкло. Двѣнадцать! А когда онъ ложился, былъ вѣдь третій часъ. Очевидно, часы шли неправильно. Должно быть, ледяная сосулька попала въ механизмъ. Двѣнадцать! Онъ дотронулся до пружины своихъ часовъ съ репетиціей, чтобы провѣрилъ тѣ нелѣпыя часы. Маленькій быстрый пульсъ его часовъ пробилъ двѣнадцать и остановился.
— Какъ! Этого не можетъ быть! — сказалъ Скруджъ, — не можетъ быть, чтобы я проспалъ весь день да еще и порядочную часть слѣдующей ночи! Нельзя же допустить, чтобы что-нибудь произошло съ солнцемъ и чтобы сейчасъ былъ полдень!
Съ этой тревожной мыслью онъ слѣзъ св кровати и ощупью добрался до окна. Чтобы увидѣть что-нибудь, онъ былъ принужденъ рукавомъ своего халата протереть обмерзшее стекло. Но и тутъ онъ увидѣлъ не много! Онъ убѣдился только въ томъ, что было очень тихо, туманно и чрезвычайно холодно. На улицахъ не было обычной суеты, бѣгущихъ пѣшеходовъ, что всегда бывало, когда день побѣждалъ ночь и овладѣвалъ міромъ.
Скруджъ снова легъ въ постель, предаваясь размышленіямъ о случившемся, но не могъ прійти ни къ какому опредѣленному рѣшенію. Чѣмъ болѣе онъ думалъ, тѣмъ болѣе запутывался и чѣмъ болѣе старался не думать, тѣмъ болѣе думалъ.
Духъ Марли окончательно сбилъ его съ толку. Какъ только, послѣ зрѣлаго размышленія, онъ рѣшалъ, что все это былъ сонъ, его мысль, подобно отпущенной упругой пружинѣ, отлетала назадъ къ первому положенію, и снова предстояло рѣшить: былъ ли это сонъ, или нѣтъ?
Въ такомъ состояніи Скруджъ лежалъ до тѣхъ: поръ, пока колокола не пробили еще три четверти и онъ вдругъ не вспомнилъ, что, согласно предсказанію Марли, первый духъ долженъ явиться, когда колоколъ пробьетъ часъ. Онъ рѣшилъ не спать и дождаться часа. Такое рѣшеніе было, конечно, самое благоразумное, такъ какъ заснуть для него было теперь такъ же невозможно, какъ подняться на небо.
Время шло такъ медленно, что Скруджъ подумалъ, что, задремавъ, онъ пропустилъ бой часовъ. Наконецъ, до его насторожившагося слуха донеслось:
— Динь-донъ!
— Четверть, — сказалъ Скруджъ, начиная считать.
— Динь-донъ!
— Половина, — сказалъ Скруджъ.
— Динь-донъ!
— Три четверти, — сказалъ Скруджъ.
— Динь-донъ:
— Вотъ и часъ, — сказалъ Скруджъ, — и ничего нѣтъ.
Онъ произнесъ эти слова прежде, чѣмъ колоколъ пробилъ часъ, — пробилъ какъ-то глухо, пусто и заунывно. Въ ту же минуту комната озарилась свѣтомъ, и точно чья-то рука раздвинула занавѣски его постели въ разныя стороны, и именно тѣ занавѣски, къ которымъ было обращено его лицо, а не занавѣски въ ногахъ или сзади. Какъ только онѣ распахнулись, Скруджъ приподнялся немого и въ такомъ положеніи встрѣтился съ неземнымъ гостемъ, который, открывая ихъ, находился такъ близко жъ нему, какъ я въ эту минуту мысленно нахожусь возлѣ васъ, читатель.