Что въ особенности поражало меня въ Петрѣ Иванычѣ — это полное отсутствіе любознательности, даже любопытства. Никогда, болтая со мной, онъ не спрашивалъ о чемъ-нибудь новомъ для него, ничѣмъ не интересовался. Когда я пробовалъ разсказывать ему что-нибудь незнакомое, онъ только зѣвалъ. При этомъ выраженіе его дѣлалось равнодушнымъ.
Разъ мы разговаривали съ нимъ о братѣ его, который служилъ въ солдатахъ. Петръ Иванычъ боялся его прихода и откровенно придумывалъ, какъ бы отдѣлаться отъ него, если онъ притащится и потребуетъ выдѣла имущества.
— А, должно, не скоро онъ придетъ, потому онъ у самаго Чернаго моря, — говорилъ мнѣ Петръ Иванычъ.
— Въ какомъ же онъ городѣ? — спросилъ я.
— Городъ-то я не помню ужь, а только знаю, что у самаго Чернаго моря, подъ Ташкентомъ.
— Развѣ Ташкентъ у Чернаго моря?
— А то гдѣ же? У самаго моря и стоитъ, — упрямо возразилъ Петръ Иванычъ.
— Увѣряю тебя, что отъ Ташкента до Чернаго моря нѣсколько тысячъ верстъ.
— Чай, Черное-то море сполитично къ Ташкенту! — возразилъ Петръ Иванычъ, причемъ лицо его приняло безсмысленное выраженіе, какъ у человѣка, который сболтнулъ нѣчто для самого себя непонятное.
— То-есть, какъ это «сполитично»? — освѣдомился я.
— Да что ты присталъ со своимъ съ Ташкентомъ? Больно мнѣ нужно разбирать Ташкенты-то эти!
Я ждалъ, что Петръ Иванычъ что-нибудь спроситъ у меня, но онъ всталъ и ушелъ отъ меня, раздосадованный. Всего жилъ я у него мѣсяца два, а потомъ перешелъ къ другому крестьянину. Но Петръ Иванычъ заходилъ нерѣдко и туда ко мнѣ; когда же я совсѣмъ перебрался въ городъ, то на нѣкоторое время потерялъ его изъ виду.
Только уже въ серединѣ зимы про него прошелъ слухъ. Знакомые крестьяне изъ той деревни разсказывали мнѣ, что къ Петру Иванычу пришелъ-таки солдатъ, котораго онъ такъ боялся. Между ними тотчасъ же возникли ссоры, перемежающіяся болѣе или менѣе сильными драками; солдатъ требовалъ части имущества, а Петръ Иванычъ оттягивалъ раздѣлъ. Еще разъ я и самого его увидалъ.
Пришелъ онъ ко мнѣ, какъ къ старому пріятелю, затѣмъ, чтобы я написалъ ему на брата прошеніе въ губернское правленіе о лишеніи его наслѣдства — этимъ способомъ онъ надѣялся совсѣмъ искоренить брата.
— Ты мнѣ напиши просьбу въ губернское правленіе, чтобы солдата прекратить, — говорилъ мнѣ Петръ Иванычъ, рѣшительно диктуя текстъ прошенія. — Покойный нашъ родятель, царство ему небесное, при смертномъ часѣ проклялъ этога солдата и ничего изъ имущества ему не благословилъ… У меня свидѣтели есть, всѣ знаютъ, что родитель лишилъ солдата доли, потому и въ тѣ поры онъ былъ супротивникомъ и пьяницей, — больно обижалъ родителя! Вотъ ты такъ и напиши: молъ, пьяница, котораго родитель проклялъ и приказалъ ничего ему не давать, потому много онъ нашего добра распустилъ… Пиши: молъ, свидѣтели есть, какъ родитель лишилъ его благословенія, а духовное завѣщаніе не успѣлъ сдѣлать.