У Коннора проблем с красноречием не возникло.
— Аделаида, будьте разумны, — заискивающе произнес он. — А еще лучше — будьте неразумной и выходите за меня замуж. Пусть это станет вашим мщением. У меня имеется состояние, которое вы можете пускать на ветер, дома, которые вы сможете сжечь дотла...
— Куда же тогда я поселю мою вторую семью? — как выплюнула она и сама была шокирована собственными словами.
Шокирована, но удовлетворена.
Углы его рта опустились в задумчивой гримасе.
— Боюсь, я вынужден буду настаивать на соблюдении верности.
— Вы меня унизили!.. — прошипела она.
На мгновение его взгляд метнулся в сторону, потом вернулся к ней. Это было крохотное движение зрачков, легчайший намек на неловкость, но это было уже кое-что. Этого было достаточно. Она ощутила возрастающую власть, чувство своей правоты, чистого удовольствия.
— Вы унизили мою семью. Вы втоптали мое имя в грязь и не выказываете ни намека на стыд, поскольку держите остатки моей репутации в заложниках. Вы думаете, мне нравится ваша настойчивость? Вы заплатите за все, что сделали. И заплатите дорого. И я выберу вам наказание.
Он склонил голову набок.
— Это означает «да»?
Звук, вырвавшийся из ее горла, нельзя было даже назвать рычанием. Исчерпавшая все оскорбления, она схватила свой плащ, круто повернулась и направилась к двери.
— Аделаида!
Тон голоса был нежным и нетребовательным. Внезапная перемена заставила ее обернуться на пороге.
Он смотрел на нее без улыбки и говорил без шутливости:
— В мои намерения никогда не входило унизить вас.
Несколько мгновений она молча переваривала его слова.
— Это что, извинение?
— Да.
Она ни на минуту не поверила, что Коннор произнес это всерьез. Этот человек менял свой характер и манеры, словно примерял один за другим костюмы из переполненного шкафа. Ей было безразлично, какой он напялил на себя в этот момент.
Вздернув подбородок, она искоса посмотрела на него вдоль носа.
— Как благородно с вашей стороны! Только не пришлось бы вам обо всем пожалеть... после того, что я с вами сделаю!
Очень довольная своим последним выстрелом, Аделаида снова повернулась к выходу.
— Вы забыли свои туфли.
Она замерла, ощутив ступней сквозь чулки прохладу пола, и скорчила гримаску.
Проклятие!.. Она даже не помнила, когда сбросила их с ног. Приняв невозмутимый вид, она расправила плечи и снова повернулась к нему. В самой царственной манере она окинула взглядом комнату в поисках своей неизвестно где оставленной обуви.
— С той стороны кресла, — непринужденно подсказал Коннор. — Почему вы их снимаете?
Аделаида приобрела эту манеру несколько лет назад, чтобы сохранить привычку расхаживать, когда думает, и не проносить насквозь подошвы туфель, прежде чем найдутся средства их починить. Однако никакая сила на свете не вырвала бы у нее это признание.