Князь Мамиконян опять прислал человека, приглашая сына к себе в палатку, но сын все еще продолжал смотреть на дело рук своего отца и дяди. Надо было быть исключительно хладнокровным, чтобы после этого ужасного зрелища сохранить спокойствие. Самвел не обладал таким хладнокровием. По пути сюда он видел разрушенные города и селения, еще дымившиеся в огне. И вот теперь он увидел их несчастных жителей. Пленных должны были угнать далеко, в глубь Персии. И кто? Его собственный отец и его дядя Меружан!..
Опять пришли звать Самвела. На этот раз он пошел, и вместе с ним отправились старик Арбак и юный Артавазд. Самвел старался казаться веселым, старался, насколько было возможно, выглядеть спокойным. Но напускное спокойствие ему не удавалось. Он застал отца в одиночестве; князь Ваган писал письмо, и, возможно, что это был ответ на письмо жены. Увидя сына, он отложил лист пергамента в сторону. — Ну, как чувствуешь себя сегодня? Вечером ты был очень неспокоен, — обратился он к сыну.
— Вчера я устал! — ответил Самвел и, подойдя, поцеловал руку отца.
Его примеру последовал и юный Артавазд. Арбак же, сказав «доброе утро», отошел в сторону.
Завтрак был уже подан. Князь пригласил их к столу, сам же сел, чтобы закончить письмо.
Вдали показался всадник на белом коне, величественно проезжавший по лагерю. Отряд вооруженной свиты на прекрасных конях следовал за ним. Самвел увидел его и не мог сдержать смеха. Этот смех звучал настолько ядовито, что привлек внимание отца. Он отложил письмо в сторону и с любопытством посмотрел на сына.
— Меружан немного поспешил, — произнес Самвел. — Еще не стал царем, а замашки у него уже царские…
— О чем ты говоришь? — спросил отец несколько повышенным тоном.
— Да вот… сидит на белом коне… хвост и грива выкрашены розовой краской. Ведь это право принадлежало царям из рода Аршакидов и царской родне!
Отец с удивлением слушал сына. Самвел, посмотрев еще пристальнее на Меружана, добавил:
— И красные шаровары надел!.. И красные ноговицы!.. Это все не без значения!..
Отец не знал, как объяснить замечания Самвела. Насмехается ли он, или же действительно считает тщеславие Меружана преждевременным.
— А почему это тебя так удивляет, Самвел? — сказал он твердо. — Меружана, в сущности, можно уже считать царем Армении. Как только он доставит в Тизбон эту массу пленных, царь Шапух с великой радостью возложит на него корону Аршакидов.
— Это меня совсем не удивляет, дорогой отец, — ответил Самвел презрительно. — Я убежден, что царь Шапух за такие великие услуги, обязательно даст Меружану корону Аршакидов.