До этой минуты лицо Самвела сияло от радости, но, услышав последние слова, он помрачнел. Намеки Мушега относились к его отцу. Саак заметил волнение несчастного юноши и, обратившись к нему, спросил:
— Разве ты не сделал бы того же, что Мушег?
— Сделал бы и сделаю больше, — ответил Самвел с горечью.
— Итак, все решено, — сказал Саак, — теперь приступим к делу.
Благородный Партев окинул взором сообщников и продолжал:
— Самвел прав, мы должны действовать от имени армянской царицы и, по ее велению, двинуть нахараров и народ. Имея в виду, что это необходимо, я еще до своего приезда в Тарон повидался с царицею в Вагаршапате. Она более, чем мы все, горит желанием спасти Армению. Она дала нам право располагать всей царской казной, ее собственным имуществом и даже своими драгоценностями. Царица вручила мне свой перстень для наложения печати на приказах.
Он достал из-за пазухи перстень армянской царицы и положил его на стол, говоря:
— Временное верховное управление, которое предложил основать Самвел, и с чем мы все согласны, с этой минуты нужно считать утвержденным. Бог Трдата и отца нашего Просветителя да укрепит наше предприятие! Защита веры, народа и отчизны и жертвы для их спасения — пусть станут отныне нашим боевым девизом. Я убежден, что если победа окажется не за нами, мы сумеем погибнуть с честью!
Он остановился и после минутного молчания продолжал:
— Я выеду отсюда утром вместе с Месропом. Ночь еще глубока, времени хватит. Пусть Месроп займется необходимыми указами, которые следует разослать влиятельным нахарарам. На этих указах будут печати царицы и наши печати. А где мы сосредоточим наши главные силы, об этом ты, Мушег, подумай. Ты более сведущ в ратных делах.
— В замке Артагерс, — ответил Мушег.
— Я того же мнения, — сказал Партев. — Арарат — сердце Армении — должен быть защищен. Потеряв его, Армения потеряет и жизнь… Пиши, Месроп, — обратился он к секретарю и стал диктовать имена наиболее знатных нахараров.
Месроп взял перо и пергамент.
В эту ночь в замке не спали не только в палатах Мушега Мамиконяна. Княгиня Тачатуи сидела в своей комнате на высоком сиденье, а у ее ног на полу съежился какой-то маленький человек. Он держал лист пергамента на коленях и писал; время от времени он поворачивал свое сухое лицо с узкими глазами к госпоже с вопросом:
— Что писать дальше?
Окончив два письма, он положил их перед княгиней со словами:
— Вот это письмо к князю Меружану, а это к господину моему, князю Вагану.
Княгиня собственноручно перевязала письмо к супругу.