— Как ты думаешь, Надя, Костя вернется? — спрашивала сестру Варвара Григорьевна.
— Не знаю, не знаю, ничего не знаю!.. Знаю только одно, что он выполнит ее завещание…
— Почему она только ему завещала?.. Почему, Надя?.. Почему нам не завещала?..
— Не знаю, Варя… Но разве мы тоже не выполним ее завещание?..
— Выполним, — шептала тетя Варя, — мы тоже выполним…
— Разве не могло бы все быть иначе, — говорила Надежда Григорьевна. — Совсем иначе… Чтоб мы сидели вот так же, а она возвращалась от друзей… Тихо вошла в сад, сорвала розу…
Вдруг поблизости в самом деле послышался легкий шорох.
Сестры испуганно вскочили.
— Здравствуйте!
Перед ними, улыбаясь, стояла Веснянка. У Надежды Григорьевны перехватило дыхание.
— Кто это? — с трудом выговорила тетя Варя.
— Разве вы меня не узнаете? — непринужденно заговорила девушка, сдерживая улыбку. — Это же я, та, что сидела у вас в погребе.
Тетя Варя подошла к Веснянке и внимательно оглядела ее с головы до ног: босая, в короткой юбочке… с прутиком вербы в руке. Запах болотных трав, степной полыни, казалось, принесла с собой девушка.
— Ты откуда? — наконец спросила тетя Варя.
— Из эшелона, — шмыгая острым носом, ответила Веснянка.
— Из какого эшелона?
— Разве вы не слыхали? Нас же партизаны отбили около Яресек. Говорят, у них командиром сам секретарь обкома. Как налетели из лесу, и с той стороны, и с этой!.. Охрану перестреляли, паровоз под откос, а нам скомандовали: бегите! Мы кто куда — по лесам! Волюшка вольная!
— И дома еще не была?
— Нет. Прямо к вам. Мне Ляля наказывала, как только вернусь, к вам забежать.
— Где ты видела Лялю? — встрепенулась Надежда Григорьевна.
— Мы в одной камере сидели. Когда нас выводили на станцию, она мне наказала. А их оставили в тюрьме, всех шестерых…
— Как она себя чувствовала? — опять спросила Надежда Григорьевна, замирая.
— Вы за нее не волнуйтесь: жива, здорова и унывать не собирается. Она, наверное, в следующий эшелон попадет — их тоже отобьют. Леса прямо гудят от партизан!..
Женщины молчали, сдерживая рыдания. Врожденное материнское чувство подсказывало им, что этой девочке не надо говорить о казни.
— Какая она была в последний раз… когда ты ее видела? — спросила после паузы мать.
— Спокойная… Знаете, такая спокойная, что мне даже как-то не по себе стало. Словно ей известно все-все, чего другие еще не знают. И смотрит… Я такого взгляда ни у кого не видела. Как будто и сквозь стены все видит. А что, к ней не пускают?
— Нет, — сказала мать.
— Напугались, потому и не пускают. Боятся восстания заключенных.
— А предательница тоже в тюрьме осталась? — спросила тетя Варя. Уже после первого Лялиного письма, в котором та сообщила об измене Корольковой, тетя Варя поклялась: едва негодяйку выпустят, она выследит ее и убьет собственными руками. — Или, быть может, эту негодяйку партизаны отбили вместе с вами?