Увы, эти мужчины, блиставшие в свете софитов, неизменно теряли пыльцу со своих крылышек, перенесенные в атмосферу житейской реальности.
Дикси исполнилось двадцать восемь. Ее сердце и тело оставались свободны.
Она жила в Риме уже неделю, снимая номер в средней руки отеле, куда наведывалась лишь изредка. Продюсер фильма, пригласивший ее на пробы, предложил Дикси собственную виллу в северо-западных окрестностях столицы. Она предпочла сохранить независимость, зная, что второго отказа стать его супругой Кармино Римини не перенесет. Ему перевалило за пятьдесят, и наличие цветущей красотки в качестве жены наверняка не помешало бы ни карьере, ни состоянию здоровья. «Ты согреваешь мою постель и улучшаешь пищеварение. Я без ума от тебя, дорогая», — шептал Кармино, наверняка уже запасшийся обручальным кольцом. Дикси наигрывала пылкую страсть, досадуя на мужскую доверчивость, — как мог этот импотент, лысый неврастеник, страдающий запорами, возомнить себя ее возлюбленным? Или же он просто покупал Дикси, поддерживая иллюзию пристойного добрачного флирта?
Так или иначе, но Дикси мечтала о той минуте, когда, подписав контракт на роль медсестры в очень серьезном, высокохудожественном фильме об итальянском Сопротивлении, заявит Кармино: «Я так занята работой, что забываю решительно обо всем. Разве я что-то обещала тебе, милый?» И упорхнет на свободу. Но произошло неожиданное — клетка захлопнулась. Ключи от нее небрежно сунул в карман выгоревшей гимнастерки двадцатилетний капрал, только что вернувшийся с воинской службы.
Чак Куин приехал в Рим из Голливуда, где попытался пробиться на экран. Сын фермера из Миннесоты со школьных лет бредил кино, оклеивая фотографиями актеров стены своей комнаты. Чарльзу повезло — он вымахал верзилой, имел широкую улыбку, полную простецкого обаяния, и густую смоляную шевелюру, всегда казавшуюся небрежно всклокоченной. В армии Чак поднакачал мускулатуру и даже получил приз на конкурсе культуристов. Девушки, липнувшие к сексапильному парню, как мухи на мед, подкрепили убежденность Чака, что он готов к завоеванию экрана. Но в Голливуде таких, как он, оказалось полным-полно — белозубые «качки», мечтавшие о роли супермена, заполонили приемные всех киностудий.
Один из киношников, проникнувшись неожиданной симпатией к застенчиво потевшему в своей армейской амуниции парню, отправил его с рекомендательным письмом в Рим к своему приятелю, набиравшему актеров для фильма из военных лет. «Мы прошли с Полом Вьетнам, — сказал новый знакомый Чаку. — Мы были совсем такими, как ты, малый».