10 октября 1953 года свидетель Болховитин на допросе показал: «По указанию Влодзимирского в начале июля 1941 г. была проведена очная ставка Смушкевича с Рычаговым. До очной ставки Влодзимирский прислал ко мне в кабинет начальника 1-го отдела следственной части Зименкова и его зама Никитина. Никитин по указанию Влодзимирского в порядке "подготовки" Рычагова к очной ставке зверски избил Рычагова. После этого привели в мой кабинет Смушкевича, судя по его виду, очевидно, он неоднократно избивался. На очной ставке он дал невнятные показания о принадлежности Рычагова к военному заговору»{28}.
Рычагов после избиения сказал, что теперь он не летчик, так как Никитин перебил ему барабанную перепонку уха. Он еще надеялся летать! Лишь на третий день подследственный начал давать признательные показания. Но на последнем допросе, который состоялся 25 октября 1941 года, он сказал:
— Все мои показания — неправда. И то, что говорили обо мне другие, тоже неправда. Я не шпион и не заговорщик{29}.
28 октября 1941 года в поселке Барбыш под городом Куйбышевом (ныне г. Самара), согласно предписанию народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии от 18 октября 1941 года за № 2756/Б, был приведен в исполнение приговор о ВМН (высшей мере наказания) — расстрел в отношении 20 человек. Среди них под № 5 был Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Павел Васильевич Рычагов. Расстреляна была также и его жена — майор Мария Нестеренко.
Так, без суда, оборвалась жизнь талантливого летчика, одного из самых молодых генералов Красной Армии. Он прожил короткую, но яркую жизнь. Ему было всего 30 лет. Он мог многое сделать для своей Родины. Впереди была Великая Отечественная... Война, в которой его знания и опыт могли принести большую пользу. Но судьба распорядилась по-иному... Хорошо знавший его, друживший и воевавший с ним бок о бок Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н. Захаров дал прекрасную характеристику П.В. Рычагову: «Он был таким же, каким был всегда. Просто удивительно, сколько я знал Рычагова — он всегда оставался самим собой, словно среда, обстоятельства, положение и все остальное, под влиянием чего человек живет и меняется, не имело к нему никакого отношения. Сформировавшейся личностью он был уже тогда, когда я прибыл в его отряд. И последующие шесть лет его поистине фантастической жизни, которая успела вместить в себя три войны, более десяти сбитых самолетов, необычайно быстрый даже по тем временам рост — от старшего лейтенанта до начальника Главного управления ВВС РККА, — ничего не добавили и не убавили в нем, как в личности. Такое могло быть только с необычайно цельной натурой, которая самой природой была вылеплена раз и навсегда и не могла быть подвержена никаким изменениям. Натура незаурядного человека и выдающегося летчика-истребителя»{30}.