А может быть, Саласар прав, и на самом деле я — человек? И поэтому постоянно сомневаюсь, на что-то надеюсь, во что-то верю? Никаких физических отличий нет, их можно обнаружить только на клеточном уровне. Впрочем, в своё время мы обошлись без лабораторных исследований: сопоставили факты, провели анализ, сообщили результат Проф-Хоффу. А он выдал нам «правду».
Саласар тоже искал её… Саласар — последняя жертва безумного убийцы. Или предпоследняя, если считать самоубийство. А я?!
Я не сразу осознал, что могу мыслить, что предполагало два варианта: либо я по-прежнему жив, либо после смерти мозга моё сознание перенесли в машинный носитель. Если последнее, то прямо сейчас должна начаться реструктуризация личности, и я перестану быть Рэем — стану записью с правом накопления информации.
Дикое желание вернуться в человеческое тело и остаться собой подбросило меня на постели — и я сел, да так резко, что в голове помутилось, и я упал обратно, сбросив простыню, которой был укрыт.
— Лежать! — насмешливо приказали мне. — Вот ведь торопыжка!
Глава Станции — её голос. Я медленно открыл глаза и увидел лицо Леди Кетаки, такое родное, такое знакомое! Такое красивое. Или это сон — последняя причуда умирающего разума? Простите, Леди Кетаки! Я умер за вас! Не забывайте меня!..
— Спасибо большое, но после такого я тебя точно не забуду! — рассмеялась она. — Давай, отдышись и поднимайся. Только осторожно.
Смущённый и послушный, словно маленький мальчик, я аккуратно спустил ноги и наконец сел. Огляделся. Глава Станции сидела на стуле у моей постели — у обычной медицинской койки, какие стоят в дежурных лазаретах возле лифтов.
На соседней койке лежал… Когда я увидел стрекозиные очки, то забыл о приказе «не спешить» и резко встал на ноги. Но в этот раз удержался. Саласар! Его грудь поднималась и опускалась. Голову журналиста обхватывал полушлем с прозрачной студенистой начинкой. Такие «умные компрессы» используются при повышенном давлении и лёгких травмах головы.
— Он жив, — пояснила Леди Кетаки, избавляя меня от сомнений. — Сотрясение.
— Странно, — пробормотал я, снова присаживаясь на койку. — Я думал, что он хотел насмерть… Что он не будет жалеть…
— А он и не жалел! У Цзайчжи Саласара замещено шестьдесят семь процентов тканей мозга. Поэтому и уцелел.
— Странно, — повторил я. — Мне он говорил, что ничего такого с ним не делали. Что когда его восстанавливали, матрицы Проф-Хоффа ещё не применяли.
— Ему виднее! Но скорее всего, он подразумевал, что ему не пересаживали те ткани, из которых сделан ты. У него предыдущее поколение, — Леди Кетаки поднялась, протянула мне руку. — Пошли завтракать, герой!