Анжела онемела от восторга, трогая ожерелье. Она гладила пальцами каждую жемчужину, собирала их в ладонь и снова отпускала. Бусины с цокающим звуком устремлялись вниз. Наконец она обрела способность говорить.
— Как удалось вам достать такую красоту? Откуда оно у вас? — Анжела снова взвесила ожерелье на ладони и уронила вниз, наслаждаясь округлостью жемчужин и их блеском. — Такие красивые. Мне довелось видеть жемчуг, но не такой величины и не такой совершенной формы. О, Николас, для меня это слишком роскошный подарок. Ведь я вам не жена. Вы должны отдать его женщине, которая…
Николас схватил ее руки.
— Вы жена мне. Помните это. Ожерелье по праву принадлежит вам. Трудно найти ему лучшее применение, кроме как отдать единственной совершенной женщине, какую я знаю. В вас столько изящества, эти побрякушки недостаточно хороши для вас.
Потрясенная, она лишь благодарно посмотрела на него.
— Вы ведь не обманете меня, Николас? Никогда не обманете?
— Никогда, если в моей власти будет сказать правду.
— И… вы говорите, эта вещь…
— Клянусь Богом, мой Ангел.
В ее глазах показались слезы. Он крепко прижал ее к себе.
— Дорогая, не плачьте. Пожалуйста, не надо. В жизни есть много другого, над чем стоит проливать слезы, только не над комплиментом вашей красоте. Успокойтесь.
Он целовал ее брови, глаза.
— Не плачьте.
Провел губами по щекам, ощутив соленый след слез.
— Пожалуйста, не плачьте.
Прижался губами к ее губам.
— О, Анжела, не плачьте же.
Он гладил ее бедра, грудь, потом жадно прижал к себе. Только она одна нужна ему, только она может утолить его страсть.
Она обвила его руками, прижимая к себе, шепча ничего не значащие слова. Она требовала… призывала… то, что не должно было случиться.
Николас оторвался от нее, но она, влекомая сверхъестественной силой, снова порывисто прижалась к нему.
— Помоги мне, Господи! Как хорошо держать вас в объятиях!
Она вся дрожала в каком-то экстазе.
— Этот поцелуй оказался не таким, как утром, правда? — пробормотала она, прижимаясь к его груди.
Он задыхался от желания.
— Да. Наш обычный брачный поцелуй стал первым шагом к знакомству.
— А потом… на поляне… Тот показался мне более…
— Страстным, да. Назовем его так. — Жаль, он не мог солгать и должен признаться — ее поцелуи имеют над ним власть. Николас гладил ее волосы.
— А этот последний — в нем столько покоя и уюта. Наверное, есть и другие?
Он избегал смотреть ей в глаза.
— Множество других, какие муж вправе предложить жене. Но вы мне не принадлежите.
Николас оторвал ее от себя и снова вернулся к реальности — зимняя стужа пробирала до костей. Отчаяние в ее глазах требовало положить конец обоюдному истязанию.