Советские воины выбрали это высокое место потому, что отсюда хорошо просматривались все окрестности.
Как только у Балкана появлялась свободная минутка, он хоть ненадолго, да забегал к Берте, чтобы повидать ее. Особенно он любил ужинать в ее доме.
Ординарец Кириченко каждый день приносил сюда кашу — “ужин комбата”, помимо этого он время от времени приносил в оттопыренных карманах шинели консервы и пару буханок хлеба. Эти продукты были большим подспорьем для Бертиной семьи.
Самих американских солдат здесь не было, но сюда уже начали поступать от них консервы. Ординарец, каждый раз принося с собой несколько банок, затем по одной, будто пересчитывая, выставлял их на стол, старательно разглядывал этикетки, вслух читал надписи на них. А американские и английские солдаты, о которых говорили, что они уже на подходе, все никак не объявлялись. Да они и потом так и не появились.
Теперь и в самом городке был перекинут шаткий мостик солидарности между местным населением и советскими воинами. Многие из жителей городка поверили, что, если не пытаться застать советских солдат врасплох и не нападать на них, если их слушаться и жить спокойно, они не станут никого трогать, не будут мстить.
Все больше немецких женщин с удовольствием принимали участие в устраиваемых советскими солдатами шумных вечеринках с музыкой и песнями.
Несмотря на то, что тяжелые танки все еще утюжили немецкую землю, сюда во всей своей красе пришла ее полноправная хозяйка весна. Согретые теплыми лучами солнца, с новой силой ожили травы и цветы, зазеленели деревья, в воздухе стоял терпкий запах весеннего разнотравья. Озорная весна нашептывала на ушко молодым женщинам что-то очень интимное, волнующее. И то ли потому, что она убеждала их в том, что они стали еще красивее, а мужчины достойнее, то ли заставляла поверить, что теперь им никакие преграды не страшны, а может, оттого, что вокруг распустилось очень много пахучих цветов, но только все сейчас не могли думать ни о чем другом, кроме любви.
Это была пора, когда на немецкой земле мягкая русская речь звучала вперемешку с немецкими словами. Согретые дыханием весны два этих языка соединялись и звучали как-то особенно приятно. Да и сама одурманенная весенним теплом земля напоминала то гигантский дымящийся котел, под которым тлеют головешки, то беременную женщину, страстно желающую родить сына, похожего на ее возлюбленного. Немцы называли эту пору “порой, когда залежавшийся в углу плуг мечтает выйти в поле и пахать землю”.
* * *
Когда из штаба армии поступил приказ “явиться завтра к десяти утра со своим замполитом!”, Балкан подумал, что до командира полка дошел слух о том, что “комбат вместе с несколькими подчиненными ему командирами запутался в женских юбках”, и теперь он вызывает их для разборок. Балкан пытался представить, какими словами выразит свое недовольство командир полка. Может, он будет говорить о том, что миллионы солдат так и не дожили до победы, о которой мечтали днем и ночью, а им вот выпало такое счастье. Потом он вспомнил, что полковник Стрелков лично к нему относится неплохо, всегда оказывает ему большое доверие, когда говорит солдатам: “Если меня тяжело ранят в бою или если я буду убит, запомните, командование полком в ту же мину ту, в тот же миг возьмет на себя командир первого батальона Балкан”.