И вот всё кончилось, всё! Вот она, его последняя добыча, таящаяся на дне ямы… Добыча, которую он уже не в силах достать!
Пёс лежал на обочине, грустно вглядываясь в темноту. События, которые приходили в его память и уходили из неё, были спутанными, беспорядочными; память ни на чём надолго не останавливалась. Однако пережитое во дворе у щуплого хозяина унижение, которому подверг его родной брат, не забывалось. А в этот вечер оно пришло на ум повторно. Может, потому, что происшедшее он считал самым отвратительным унижением за всю свою собачью жизнь?! Воспоминания того дня не оставляли его, давили на сердце, от них болела голова. Он закатывал свои умные, понятливые глаза, казалось, вот-вот заскулит — от боли и обиды давно минувших дней. Но лохматая голова оставалась лежать на передних лапах неподвижно.
Живущие на окраине петухи торжественно прокукарекали полночь. В этой части города, больше похожей на провинцию, чем на столицу, прекратилось всякое движение на дорогах. Погасли последние светлые окна в веренице кирпичных и глинобитных домов, тесно прижимающихся друг к другу. Ночь съежилась. Кругом воцарилась темень. Люди, оставив улицы бродячим животным, насекомым и другим ночным существам, забылись глубоким сном в домах.
В этот миг в темноте вдруг явился некто. Он шёл, словно бездомный… или это его выгнали из дома в ночь? Шёл вверх по улице, туда же, куда проехала немногим раньше последняя машина. Шумная, вонючая. Алабай сначала заметил силуэт, потом различил, что тот движется и, приближаясь, увеличивается в размерах. Постепенно “нечто смутное” превратилось в человека. Теперь пёс слышал его неровные, нервные шаги. Уловив человечий запах, Алабай понял, что прохожий боится. Поэтому, когда тот сравнялся с ним, не зная почему, чисто инстинктивно зарычал. Человек шарахнулся в сторону, а потом швырнул в него подвернувшийся под руку увесистый камень, полёт которого оборвался на левом боку пса. Пегий мгновенно вскочил на лапы. От боли замешкался лишь на секунду, а потом, перемахнув через помойную яму, бросился за неосторожным запоздалым путником. Он погнался за ним не на шутку, и, если бы догнал, тогда человеку, конечно же, не поздоровилось бы. Но тот вовремя сообразил — ворвался в первый же удобный двор, перемахнул через забор, тем и спасся. Пёс облаял его как следует с этой стороны забора, а потом двинулся прочь.
Он не стал больше сомневаться, куда ему идти, а прямиком направился к щуплому хозяину. Туда, где со звенящей на шее длинной цепью проживал его единоутробный брат Чернолобый, вскормленный, как и он сам, молоком Большой белой суки. Было видно, что Пегий задумал что-то серьёзное… Решил даже не сегодня, а уже давно, может, в тот день, когда они, после стольких лет разлуки, столкнулись впервые.