— И когда же мы узнаем правду?
Я все еще никак не мог успокоиться. Ведь я соглашался провести на корабле несколько лет эйнштейновского времени. То, что мы можем погибнуть в эти годы (а дядя Стив говорил, что, вероятнее всего, именно это с нами и произойдет), меня как-то мало беспокоило. Но смерть на «Элси» от старости — вовсе не то, на что я рассчитывал. Страшно было даже подумать, что мне предстоит стать пожизненно заключенным внутри этих стальных стен.
— Когда? Господи, да это нам уже известно!
— Известно?! И каков же ответ?
— Не торопи меня, сынок. Мы летим уже пару недель при ускорении, равном 1,24 g; к настоящему времени мы достигли скорости около девяти тысяч миль в секунду. Пока мы еще не очень удалились от Земли, скажем, всего лишь на половину светового часа или на 5 450 000 000 миль. Нам понадобится не менее полугода на то, чтобы приблизиться к скорости света. Но, тем не менее, мы уже сейчас идем на внушительном проценте этой скорости — примерно на пяти процентах ее. Этого достаточно, чтобы определиться. Ее воздействие на время вполне поддается измерению с помощью вас — мыслечитчиков.
— И что же, сэр? Есть ли реальная разница во времени или только относительная?
— Ты орудуешь ошибочными терминами, но эта разница «реальна», если считать, что данное слово имеет какой-то смысл. Отношение сейчас составляет около 99,9 %.
— Если говорить точнее, — добавил О’Тул, — то «пробуксовка Барлетта», таков технический термин, который я только что изобрел, то есть его отставание во времени по сравнению со временем его братишки на Земле, достигла двенадцати единиц на десять тысяч.
— И ты смеешь выставлять меня врунишкой из-за одной пятидесятой какого-то жалкого процентика? — жалобно заныл Бэбкок. — О’Тул, ну зачем я взял тебя с собой?
— Только для того, чтобы было кому исправлять ваши арифметические ошибки, — ответил его помощник.
Пат велел мне не болтаться под ногами, когда его начнут оперировать, но я все же возник. Я заперся в каюте, чтоб никто меня не беспокоил, и связался с Патом. Он спорить не стал; когда я что-то говорил, он отвечал, и чем ближе подходил час операции, тем охотнее шел он на общение… Просто оживленная болтовня ни о чем и обо всем. Однако меня это не могло обмануть.
Когда его увезли на каталке в операционную, он сказал:
«Том, видел бы ты моего анестезиолога! Прекрасна, как солнечный день! И размер удобный, чтоб держать на коленях».
«Разве ее лицо не закрыто маской?»
«Знаешь, не совсем. Мне видны ее очаровательные голубые глазки. Думаю, стоит спросить, не свободна ли она сегодня вечерком».