Но сегодня ни мать, ни сестра не знают о моей прогулке за ограду. Ведь я даже следы постаралась запутать. Так что если задержусь надолго, они, конечно, голову потеряют от тревоги. Я и сама едва не теряю присутствие духа, потому что сильно подозреваю, что неспроста, ох, неспроста ток включили как раз в тот день, когда я сбежала в лес...
Думаю, никто не видел, как я протиснулась под оградой, но кто ж его знает? И у деревьев есть глаза. Кто-то же донёс о том, что мы с Гейлом целовались вот на этом самом месте. Правда, это было среди бела дня и до того, как я стала вести себя намного осторожнее. А нет ли здесь, случайно, камер круглосуточного наблюдения? Я уже как-то гадала на этот счёт. Может быть, именно таким путём президент и узнал о поцелуе?
Когда я сегодня утром направлялась в лес, было ещё темно, но ведь и список тех, кого можно заподозрить в любви к прогулкам в лесу на свежем воздухе, длиной не отличается.
Я устремляю взгляд сквозь ограду на Луговину, но ничего подозрительного не вижу — только мокрый снег поблёскивает в свете, падающем из окон домов на окраине Шлака. Ни миротворцев, ни вообще каких-либо признаков того, что за мной начата охота. Знает Тред или не знает о том, что я покидала дистрикт, — в обоих случаях нужно действовать одинаково: мне необходимо вернуться обратно за ограду так, чтобы никто этого не заметил, а потом прикинуться, что весь день провела в городе.
Стоит хоть пальцем коснуться сетки или витка колючей проволоки, идущей по верху ограды, — и от меня останется лишь кучка обуглившихся косточек. Вряд ли я сумею сделать подкоп: во-первых, дело это долгое и я рискую, что меня обнаружат, во-вторых, земля всё равно насквозь промёрзла. Так что выбор невелик: не знаю, как, но мне нужно перебраться через верх изгороди.
Я пробираюсь между деревьями вдоль забора в поисках подходящей ветви — длинной и расположенной на достаточной высоте. Примерно через километр я натыкаюсь на один старый клён — по-моему, сгодится. Правда, ствол у него такой толстый и заледенелый, что на него так запросто не вскарабкаешься, тем более что внизу нет ветвей. Лезу на соседнее дерево, оттуда неуклюже перепрыгиваю на облюбованный клён и едва не срываюсь — кора больно скользкая. Но мне удаётся удержаться, и вот я медленно продвигаюсь по ветке, нависающей над колючей проволокой.
Смотрю вниз и понимаю, почему мы с Гейлом вседа предпочитали переждать в лесу, а не пытались перемахнуть через ограду таким вот образом. Если не хочешь поджариться, то приходится висеть довольно высоко над землёй — по меньшей мере, метрах в шести. Прикидываю, что моя ветка находится на высоте примерно восьми метров. Далековато и больновато падать. Даже у такого опытного по части лазания по деревьям человека, как я, захватывает дух. А что ещё остаётся делать? Можно было, конечно, поискать другую ветку, но уже почти совсем темно. Снегопад, луна не светит. Сейчас я, по крайней мере, ещё могу увидеть, куда приземлюсь, и выбрать подходящий сугроб, чтобы смягчить падение. Если бы даже и нашлась другая ветка, что весьма сомнительно, — то кто знает, куда бы я, в конце концов, угодила. Перекидываю свою пустую охотничью сумку на шею и медленно опускаюсь, пока не зависаю на руках. Секунду собираюсь с духом и... разжимаю пальцы.