Великий круг.
Степь невдалеке от Сечи, июль 1644 года от Р.Х,
Слепящее жёлтое солнце на блекло-голубом, будто вылинявшем, небе, серо-бурая трава, давным-давно выжженная жаркими лучами и отсутствием живительной влаги — обычная картина для окрестностей Никитской Сечи в середине лета. Но вот крепко сколоченная высокая и длинная трибуна здесь появилась совсем недавно, а море человеческих голов образовалось перед ней только нынешним утром.
На головах, всех без исключения, имелись шапки из бараньего меха с цветными, преимущественно красными, суконными шлыками, а вот одежда на присутствующих отличалась разнообразием. У кого дорогущая, из лучших западноевропейских сукон или азиатских шелков, а у кого — рваньё вонючее, какое и самый распоследний нищий надеть на себя побрезговал бы. Имелись и люди в обычной крестьянской одёжке — это, в основном, у новичков, не успевших прибарахлиться или пропить всё нажитое тяжёлым пиратским ремеслом.
Стоявший рядом Юхим дёрнул Аркадия за рукав, и, когда тот склонил к нему голову, спросил (совсем не шёпотом, только при гуле голосов вокруг, беседа приобретала форму мазохизма): — Чего такой смурной? Праздник же вокруг!
Москаль-чародей поморщился, для него действо, разворачивавшееся на этом поле, было не развлечением, а очень важной и тяжёлой работой.
— Потом расскажу!
«Может, для кого и праздник, а для меня — сплошная мука. Богдан убедился в боях с лучшей в Европе шведской армией, что его гетманское войско вполне на мировом уровне, теперь соседям стоит бояться с ним поссориться. Да по количеству бойцов гетманское войско уже Сечь в разы превышает, вот и спешит избавиться от разбойничьего гнезда в середине державы, чтобы присоединить огромные по европейским меркам — с пару сотен тысяч квадратных километров — территории Земель вольностей Запорожских к Малой Руси. В мирное время власть кошевого атамана над ними невелика, доход идёт куреням, гетман нашёл бы для него другое применение. Кстати, и я бы ему в этом, охотно, помог, денег не хватает всем и всегда, а уж здравоохранению и образованию, так в высшей степени. Особенно, если их приходится почти с ноля выстраивать…»
— Слава!!! — заорала вся собравшаяся на Великий круг лихая братия, реагируя на очередную обицянку-цяцянку Хмельницкого, толкавшего речь в большой медный рупор. Невольно выпавший от акустического удара из размышлений попаданец, завертел головой и заметил, что кружившие вокруг степные птицы рванули прочь, будто на лету наскипидаренные.
«Бедные птахи. Сначала у них гнёзда потоптали, устраивая сходку, а теперь пугают воплями. Но, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, для нас всё идёт, вроде бы по плану. Хоть и подготовку провели тщательную, а с таким контингентом никогда не угадаешь, что случится. Пусть и от наиболее вероятных смутьянов избавились. Опять кстати, ох и подозрительно выглядит смерть двух куренных зимой, как раз Хмеля недолюбливавших, не удивлюсь, если к их скоропостижной кончине коллеги из безпеки руку приложили. И отправка на Кавказский фронт нескольких отрядов, думается, для того же сделана — чтоб не мутили, не портили буйные личности важное мероприятие. Нельзя же всех неугодных замочить, так недолго и самому головы лишиться. За что этих бандюг и уважаю — заморочить им головы не труднее, чем любым другим людям, но вот такой готовности призвать за дела к ответу… пожалуй что ни у кого не знаю».