— О, Филипп, какой прекрасный сад!
Они вышли, вдохнув голубоватый воздух, напоенный ароматом. Гравий террасы скрипел под их ногами. Они спустились по лестнице. Ле Ардуа захотел принести Франсуазе шляпу и пальто. Она ждала его около высокой лепной вазы. Маленькая летучая мышь носилась вокруг, подвижная и бесформенная. Они шли молча. Аллеи привели их к круглому бассейну, мягко блестевшему. Они остановились у его края. Франсуаза слегка ударила ногой по камню облицовки. Слабый звук нарушил тишину. Она посмотрела на замок. Отсюда он казался величественным и сумрачным; некоторые из его высоких окон освещались. Франсуаза молчала. Филипп взял ее за руку.
— Вам, вероятно, очень противен мой бедный Гранмон, Франсуаза?
Она слабо улыбнулась:
— Нет, Филипп, нет, но я не чувствую себя в нем свободно. Мне больше нравится сад, цветы и особенно рощи, мимо которых мы проехали и которые, вероятно, очень красивы в такой час. Они принадлежат вам, Филипп?
— Нет, Гранмон состоит лишь из садов и парка. Лес государственный, иначе говоря, он доступен всем. — Потом он прибавил: — Вы не любите того, что принадлежит мне?
Она наклонилась, сорвала розу и заткнула ее за пояс. Пурпурный и серебряный цветки перемешали свои лепестки.
— Простите меня, Филипп. — Она поколебалась минуту. Долгие сумерки сгущались. Она продолжала: — Да, я не люблю всего, что напоминает мне о вашем богатстве. Мне кажется, Филипп, что я теперь лучше понимаю почему. — Она взяла его за руку. — Да, Филипп, мне кажется, что я люблю вас; я думаю даже, что я люблю вас давно. Поэтому мне ненавистно все, что удаляло меня от вас, все, что разлучало меня с вами, все, что ограждало меня от вас. И моя ненависть проистекала, может быть, от сожаления. Ах, как я страдала, Филипп! Я с горестью прогоняла мысль о любви к вам. Вас ли самого любила я? Не закрадывалось ли без моего ведома в мою любовь нечто недостойное ее? Корысть такими тайными путями проскальзывает в наше сердце! Она так хитро проникает в него. Ах, Филипп, как я страдала от своих сомнений! — Она остановилась, опустила голову и произнесла совсем тихо: — Но теперь, мне кажется, я уверена в себе.
— Я тоже был неправ, Франсуаза. Я дал своей любви название, которое ей не подобает. Я назвал ее лишь желанием. Я люблю вас, Франсуаза. — Он продолжал: — Забудем о том, чем мы были, и будем помнить лишь о том, что мы есть. Вы больше не девица де Клере, и я уже не г-н ле Ардуа. Вы даже больше не Франсуаза, и я не Филипп. Мы любим друг друга. Мы ничем больше не обладаем, кроме нас самих, и единственно лишь этого мы хотим друг от друга. — Он обвил рукой ее стан, задев розу у пояса Франсуазы, которая сразу же осыпалась, и остался только распустившийся серебряный цветок.