— Это вы, Фульгенций? Входите же. — Г-н де Бокенкур показался на пороге. — Присядьте.
Она оперлась коленом на простыню. Ее красивый зад напряг тонкую ткань сорочки. Улегшись в постель, она поправила подушку. Г-н де Бокенкур в халате сидел на низеньком кресле, протянув свои тяжелые ноги. Почесав затылок, он проговорил:
— Мне кажется, Жюльетта, что я сделал одну глупость. Вот…
— Ну, расскажите, Фульгенций.
Вытянувшись под простыней, г-жа де Бокенкур тихо поглаживала под кружевами свою красивую грудь, похожую на один из тех спелых плодов, которые она так усердно старалась изобразить на натянутом холсте тщательно выбранными кисточками и смешанными красками.
Маркиз де Бокенкур не стал бы, пожалуй, плохим человеком, если бы он обладал иной внешностью. Его всегда некрасивое лицо стало окончательно уродливым в возрасте, когда лицам придает известную прелесть уже сама молодость, заставляя забывать о несовершенстве природы. Г-н маркиз де Бокенкур в семнадцать лет уже был физически крепок и неплохо сложен, но он не имел успеха у женщин. Первые неудачи ожесточили его, но не заставили упасть духом. Он начал вести распущенную жизнь и искал мимолетных развлечений, волочась за всеми, невзирая на внешность. Не было ни одной, коей бы он не шепнул на ушко на всякий случай какую-нибудь непристойность или гадость. По опыту он знал, что самые недоступные и деликатные не остаются бесчувственными к грубым речам. И иногда он мог похвалиться плодами такого поведения, а иной раз, напротив, оно стоило ему тяжелых уроков, воспоминание о которых отравляло его существование. К тому же возникли и другие заботы. Их причиняла ему его бедность.
Отец Бокенкура, убитый еще молодым на дуэли, оставил сыновьям более чем скромное состояние, а Фульгенций де Бокенкур хотел богатства. Деньги делают жизнь легкой. Кроме того, он хотел гордиться своим именем, которое считал славным. Выгодный брак в таких случаях — наилучшее средство поправить дела, но он никогда о нем не думал и не чувствовал себя способным к нему. Его младший брат, граф де Бокенкур, казался более к нему пригодным.
Будучи на восемь лет моложе Фульгенция, Луи де Бокенкур обладал очаровательной внешностью, кроткой душой и слабым характером. Ему, следовательно, и надлежало восстановить благополучие рода. Целиком находясь под влиянием своего старшего брата, он на все смотрел его глазами. Последний и взялся его женить и женил. Де Бокенкур долго и трудно искал невесту. В конце концов его выбор пал на девицу Жюльетту Дюруссо, дочь г-на Дюруссо, промышленника, честного фабриканта сукна из Рубэ. Маркиз де Бокенкур, в сущности, желал чего-нибудь лучшего и искал состояния более прочного, чем коммерция, но пришлось довольствоваться добрым «сукноделом», как он его называл. Г-н де Бокенкур любил такие словечки в старинном стиле. Впрочем, г-н Дюруссо дал своей дочери внушительное приданое. Маркиз де Бокенкур сам руководил составлением условий брачного контракта своего брата и позаботился, проявив такую требовательность, что г-н Дюруссо сначала заупрямился, но потом согласился. Девица Дюруссо, видимо, не оказалась бесчувственной к красивым глазам своего жениха. Со своей стороны Луи де Бокенкур влюбился в свою невесту и радовался тому, что женится на девушке не только богатой, но и красивой. Девица Дюруссо вскоре заметила власть, которую маркиз де Бокенкур имел над своим младшим братом, и вместо ревности преисполнилась к нему признательности. По сути он сделал ее аристократкой — графиней де Бокенкур. Она считала себя обязанной ему своим счастьем, и таким образом влияние г-на де Бокенкура на его брата еще более усилилось.