Глаза Пэдди полезли вверх, он кое-что понял: «Ах это! — он явно выражал свое презрение к неосведомленности американца. — Если сказать правду, я просто наполовину ожидаю поезд!»
Джорджина почувствовала себя совершенно глупо, когда громкий хохот дяди вернул ее к действительности, и она поняла, что смотрит в свою тарелку с глупой пустой ухмылкой.
— Что тебя развеселило, милая? — пристал он к ней, и его широкая улыбка показывала, насколько он доволен.
Она слегка покраснела и посмотрела на Лайэна, который сидел во главе стола, но тотчас отвела взгляд, когда увидела огоньки удовольствия в его глазах. Какой дурочкой она должна казаться ему, уязвимой дурочкой, которой легко вскружить голову красноречием. Мысленно она вызывала и вызвала тот гнев, который охватывал ее в минуты слабости и который позволил ей чарующе улыбнуться им обоим.
— Я вернулась мыслями к чудесному дню, дядя, — с легкостью солгала она. Она не показала, что заметила быстрый триумфальный взгляд, брошенный Майклом через стол на Лайэна, который, хотя она и не смотрела на адресата, но была уверена, подмигнул дяде в ответ. Внезапная волна уныния навалилась на нее, и она почувствовала себя смертельно усталой. Ее усталость, вероятно, проявилась в изможденной бледности лица, потому что Лайэн быстро вскочил с кресла и наклонился над ней.
— Тебе плохо, Джина? — участливо спросил он, а его глубокие голубые глаза с беспокойством осматривали ее бледное лицо. Выражение озабоченности на его лице казалось непритворным, однако она была слишком подавлена, чтобы отметить это. Ее желанием были сон и уединение, так что все, что она могла, это прошептать:
— Прошу извинить меня, день был очень длинным, я пойду к себе.
Лайэн потихоньку обозвал себя дураком.
— Конечно, тебе надо идти к себе в комнату, я как-то забыл, что ты все еще нездорова, нуждаешься в отдыхе, но я эгоистически предпочел удовольствие от твоей компании твоему благополучию. Пойдем. — К своему ужасу она почувствовала, что он обхватил ее руками.
— Я донесу тебя до твоей комнаты и позову Кэт, чтобы она помогла тебе улечься.
Не обращая внимания на протесты гостьи, утверждавшей, что она совершенно спокойно может идти сама, он без малейшего напряжения пронес свой ценный груз через тускло освещенный холл, по узкой лестнице и по проходу до ее комнаты. Он не отпускал ее до самой кровати, и даже после того, как положил на кровать, выпрямился не сразу, а оставался склоненным над ней с непонятным выражением темного лица. Он был близко, слишком близко, и она никак не могла отодвинуться от него, потому что его руки удерживали ее руки сзади. Она повернула голову вбок, чтобы уйти от его взгляда, который был даже еще более беспокоящим, чем физический контакт, и она проклинала этот прилив слабости, который накатил на ее тело, трепещущее от еще не прошедшей болезни. Она не переставала спрашивать себя, почему его серьезность привела ее в такое замешательство; почему меры защиты, казавшиеся столь надежными от его обдуманного очарования, оказались разбитыми вдребезги, когда это очарование перестало быть очевидным. Слезы, которых она не могла сдержать, потекли из глаз, что вызвало у него встревоженное восклицание. Ласковое прикосновение его руки, повернувшей ее лицо к нему, вызвало в ней беззвучный вздох страдания, и, к ее ужасу, ее губы неуправляемо задрожали.