Им принесли шампанское и закуску. А вслед за официантом явился изрядно хмельной седовласый мужчина лет шестидесяти, весь заросший волосами, которые торчали отовсюду: из-под коротких рукавов рубашки, из распахнутого ворота, высовывались из ушей и носа. У старика оказался неприятный сиплый бас заядлого курильщика и припухшие веки многолетнего пьяницы. Незнакомец бесцеремонно подсел к Элис, подвинув себе стул от соседнего столика, подмигнул девушке и, не спрашивая разрешения, опрокинул в себя порцию коньяка, стоявшего перед Антоном. Дождался, когда жидкость скатится вниз, и облегченно вздохнул.
— Слушай, детка, — панибратски обратился он к Элис, — может, ты представишь меня своему приятелю? — Старик с вожделением поглядывал на отличный французский коньяк.
Девушка запоздало спохватилась и повернулась к Антону, уже начавшему сердиться:
— Энтони, это Фрэнк, америкен бой.
Качалин без удовольствия пожал крупную ладонь американца.
— Антон Качалин, рашен парень.
Фрэнк и Элис переглянулись, осмысливая игру слов, и весело рассмеялись. Элис, торопясь разрядить возникшую неловкость, сказала:
— Фрэнк — мой давний знакомый. Он тоже журналист, только газетчик.
— Ненавижу эти ваши электронные штучки, — признался старик.
— У Фрэнка устрашающий вид, но ты, Энтони, его не бойся, он славный малый. Воевал во Вьетнаме, был в плену у вьетконговцев, дважды бежал. В его теле больше дырок, чем в дуршлаге. К тому же он пьет без меры, а в пылу бывает горяч, несдержан, поэтому его бросили все его четыре жены.
— Очень приятно познакомиться с таким асом, — без энтузиазма произнес Качалин, мысленно проклиная старика за неожиданное вмешательство. Ему не терпелось получить от Элис ответ на вопрос, мучивший его весь день. Что она скажет? Приблизит или оттолкнет его?
— Почему, детка, четыре жены? — громко запротестовал Фрэнк. — Ушли от меня только три, а от четвертой, Марго, я сам еле ноги унес. Она собиралась гильотинировать меня кухонным ножом.
— О Боже! — воскликнула Элис. — Бедный Фрэнк, ну и досталось же тебе!
— Пустое, детка. Все уже в прошлом. Скоро старине Фрэнку на покой.
— Как тебе не стыдно! Ты совсем недурно выглядишь. Выйдешь на пенсию, станешь навещать внуков. У тебя есть внуки, Фрэнк?
— Не знаю, детка. Но дети были. Два сына и три девочки. Впрочем, вряд ли они меня считают отцом, жены держали детей подальше от моего дурного влияния. Эти наседки больше чумы боялись моего появления, считали, что дети, увидев отца в таком виде, тоже станут пропойцами. Я ломал ребра, разбивал морды новым мужьям своих бывших жен и уходил с печалью в сердце.