Константин Николаевич заключает, что Компания не оправдала правительственных ожиданий, что компанейская система управления колониями в корне порочна: «По сему этому должно сказать, что Компания не оправдала высокого доверия правительства, которое предоставило ей управление колониями, и в этом нельзя обвинить ни директоров, ни главных правителей, между коими известны личности, заслуживающие полного уважения, но это следует приписать ошибочности самого устройства управления, неправильности того распоряжения, которое предоставило торговому обществу власть правительственную» [243] .
По мнению великого князя Константина, торговые интересы Компании часто противоречат интересам государственным: «Интересы торговые не всегда совпадают с видами правительственными, и потому права администратора, судьи и деятельность купца не должны никогда соединяться в одном лице или учреждении. Администратор заботится о благосостоянии, довольстве и выгодах народа, коим управляет, а купец старается извлечь для себя сколь возможно более выгод из сношений с этим народом» [244] .
Великий князь обвиняет Компанию в узурпации судебной и административной власти в колониях: «Судья должен давать правый суд в споре покупщика с продавцом, но возможно ли это, если он судит в своем деле. По сему присвоение административных и судебных обязанностей торговому обществу, каковым является Российско-Американская компания, не может быть полезно ни для правительства, ни для акционеров, ни для жителей колоний. Оно сверх того несовместно с достоинством правительства, и правительство не вправе отречься от исполнения священной для него обязанности управлять подвластными ему народами и давать им праведный суд и расправу» [245] .
В своей записке, являющейся ответом на обвинения великого князя, Ф.П. Врангель указывает, что вышеприведенные обвинения противоречат не только принципам колониального развития, но и существующему положению дел. На обвинение в адрес Компании, что ее деятельность привела к уменьшению числа туземцев, уничтожению их благосостояния и враждебному расположению к русским, он возражает: «Главные правители командировали каждогодно во все отделы колониальных владений морских офицеров императорской службы, лиц доверенных и благонадежных, с поручением опрашивать жителей, удовлетворять справедливые жалобы и доносить главному правителю о всех замеченных ими неисправностях и произвольных действиях.
А с 1831 г. и поныне сам главный правитель осматривал отдельные части колониальных владений. Положа руку на сердце, можно со всею справедливостью сказать, что власти обходились с туземцами почти всегда добросовестно и кротко, и ни одна справедливая жалоба не оставалась неудовлетворенною, телесных наказаний над туземцами не употреблялось, криминальных преступлений (за исключением, кажется, одного случая, подавшего повод к высылке виновного в Охотск) не случалось. Колонии снабжены были продовольствием исправно; алеут стали перевозить на промыслы в более отдаленные пункты на парусных судах во избежание тех опасностей, которым они подвергались прежде, переезжая те же расстояния на байдарках; заведены больницы, устроены школы, вновь воздвигались церкви, – и по мере сил и возможностей, не жалели ни издержек, ни трудов для водворения благочестия, нравственности, зачаток некоторой цивилизации между доселе дикими племенами края. О враждебном их расположении к русским разве только в преданиях остались некоторые следы (разумеем это натурально только в отношении к подвластным племенам, которые все приняли Православное вероисповедание)» [246] .