В то же время узы, связывающие Англию с Европой, слабели на глазах. Если совещание в Страсбурге прошло успешно, то ко времени второго совещания глав государств и правительств ЕЭС, на этот раз в Дублине, европейские лидеры собирались высказать Тэтчер свое недовольство. Шмидт и Жискар д'Эстен, оба недолюбливавшие Джимми Картера и не выносившие его морализаторства, считали, что Тэтчер слишком тесно сближается с Вашингтоном. Позиция, занятая ею в вопросе об укреплении обороны НАТО, вынуждала их идти на увеличение военных расходов. Подобно тому как де Голль наказывал Макмиллана за его атлантизм — приверженность к тесному сотрудничеству с США, европейские лидеры критиковали Тэтчер за чрезмерный акцент на «особых отношениях» с заокеанским союзником за счет ее европейского мандата.
Причины, по которым Тэтчер восхищалась американцами больше, чем европейцами, были достаточно просты. Соединенные Штаты, показавшие себя верным и преданным другом в годы первой и второй мировых войн, являлись в ее глазах оплотом в противоборстве коммунизму и неутомимым защитником Запада. Столь же важно было и то, что она разделяет американские идеалы. Американцы, подобно Алфу Робертсу и его дочери, рано встают, усердно работают, вознаграждают достойных, ненавидят бюрократию, высоко ценят свободу личности и наделены чудесным даром созидания. И к тому же говорят на понятном ей языке.
Все эти чувства подспудно клокотали в Дублине в ноябре 1979 года и рвались наружу. Нельзя больше терять время даром. «Мы установим, в чем состоят интересы Англии, и решительно станем на их защиту», — поклялась Тэтчер участникам совещания ЕЭС и тут же определила эти интересы. Тэтчер отказалась вступить в Европейскую валютную систему, открыть британские рыболовные зоны для рыболовецких флотилий европейских стран и продавать нефть Северного моря по ценам ниже цен ОПЕК. Что до английской квоты, составляющей 20 процентов бюджета ЕЭС, то ее следует немедленно пересмотреть в сторону понижения {9}. «Я должна внести в это полную ясность. Для Англии неприемлемо нынешнее положение с бюджетом. Оно вызывающе несправедливо, политически несостоятельно. Я не могу разыграть этакую щедрую сестрицу перед Сообществом, в то время как своим собственным избирателям предлагаю отказаться от улучшений в области здравоохранения, образования, социального обеспечения и всего такого прочего».
То, что она говорила, было важно, но куда важнее было то, как она это говорила. Она кричала. Она вопила. Она снова и снова стучала ладонью по столу. В своей непримиримости она сумела сплотить Европейское сообщество — против себя. «Единственное, о чем мы просим, — это вернуть нам немалую толику наших собственных денег, — настойчиво требовала она, стуча для убедительности по столу и ошеломляя присутствующих. — Верните мне мои деньги!»