Когда Каллаган потерпел поражение от Тэтчер, он в свои шестьдесят семь лет был человеком выдохшимся и измотанным — измотанным не в последнюю очередь стараниями преодолеть раздоры в рядах своей собственной партии. Не будучи идеологом сам, более того, недоверчиво относясь к любому человеку, одержимому идеологией, он с тревогой взирал на радикальный консерватизм Тэтчер, который, по его убеждению, вел прямо к расколу страны. Зная, что он не сможет и дальше оставаться лидером, Каллаган намеревался уйти, но прежде он хотел сплотить лейбористскую партию и привести ее в более организованный и боеспособный вид. Идея хорошая, но нереалистичная. Неудивительно, что Каллагану так и не удалось осуществить ее.
Дела у лейбористской партии обстояли из рук вон плохо. Ее членский состав резко сократился, а на уровне местных организаций власть в партии захватили активисты непримиримо левого толка. К числу наиболее известных из них принадлежал Тони Бенн, аристократ, отказавшийся от наследственного титула виконта, а вместе с ним и от своего полного великосветского имени Энтони Веджвуд Бенн. Сторонники Бенна выступали против центристской политики таких умеренных деятелей, как Каллаган и его предполагаемый преемник Хили, почти с таким же пылом, как и против программы Тэтчер. Ко времени, когда в октябре 1979 года партия собралась на свою ежегодную конференцию, позиции противоборствующих сторон уже были четко обозначены. Само же столкновение напоминало бой боксеров-профессионалов.
Бенн и левые обрушили град ударов непосредственно на Каллагана, возлагая на него вину за поражение на выборах. Ораторы обвиняли руководство партии в отступничестве, в замене подлинного и неизменного социалистического учения «разбавленным консерватизмом». Каллаган, сохраняя достоинство, пытался защищаться. Он был прав, утверждая, что в поражении партии виноваты не столько ее принципы и политика, столько «зима тревоги» и забастовки. «Давайте постараемся не тратить критический запал друг против друга, — урезонивал он. — Давайте для разнообразия покритикуем консерваторов». Но с его словами теперь мало считались. Бенн призывал к революции, к широкомасштабному изменению всего государственного строя Англии, не больше и не меньше. Ликвидация «загнивающего капитализма» означает «взятие под контроль деловых и банковских кругов», открыто заявлял он. Партия даже сделала шаг в этом направлении, торжественно пообещав национализировать вновь все отрасли промышленности, к приватизации которых приступила Тэтчер.
Лейбористы рисковали упустить предоставившуюся им великолепную возможность обрушиться с критикой на правительство. После полутора лет пребывания у власти Тэтчер уже столкнулась с серьезными внутриполитическими трудностями и могла бы стать удобной мишенью для выступающей единым фронтом оппозиции. Надвигался экономический спад. Безработица возросла более чем вдвое и перевалила через психологически болезненный двухмиллионный рубеж. В июле инфляция достигла 21 процента, а процентные ставки поднялись до 16 процентов. Производство же, наоборот, сокращалось, и экономисты-аналитики предсказывали, что в течение года разорятся 7000 фирм. Наконец, точное регулирование денежной массы, это необходимое условие успеха монетаристской политики, совершенно разладилось, дав 30-процентное отклонение от намеченной цифры. Ничто не ладилось.