Маргарет Тэтчер. Женщина у власти (Огден) - страница 94

«В течение первых десяти минут по прибытии она продемонстрировала нам две вещи: во-первых, свою инстинктивную недоверчивость по отношению к государственной гражданской службе, вполне возможно, даже подозрительность, а во-вторых, листок из тетради с перечислением восемнадцати дел, которые она хотела видеть сделанными в тот же день», — рассказывал сэр Уильям Пайл, постоянный заместитель министра образования и, следовательно, ее главный гражданский служащий. «Надо сказать, что ничем подобным ее предшественники нас не озадачивали. Потом-то мы поймем, что это было только начало постижения характера, к которому нам предстояло привыкать и который нам был в новинку» {21}.

Тэтчер возглавила министерство образования в неспокойную пору перемен для учащихся и учителей. В США развернулось студенческое движение протеста, направленное на прекращение войны во Вьетнаме и достигшее кульминации в захвате студентами Колумбийского университета в Нью-Йорке. Во Франции сотни тысяч учащихся вышли в 1968 году на улицы, требуя революционных общественных преобразований. В Китае шла культурная революция, по ходу которой миллионы школьников и студентов были оторваны от учебы и вовлечены в уличные события. В Англии, где на школьный конвейер поступило многочисленное поколение детей, рожденных в период подъема рождаемости, кипели яростные споры по таким вопросам, как снижающееся качество образования, будущность системы просвещения и взаимосвязь между обучением и сохранением классового строя. Интерес общественности нашел отражение в резком увеличении расходов на образование. В 1954 году Англия расходовала на образование 3,2 процента своего валового национального продукта. К 1970 году доля расходов на образование удвоилась и составила 6,5 процента. Впервые страна тратила больше денег на школы, чем на оборону {22}.

В центре споров находилась школьная реформа, предусматривавшая преобразование традиционной системы грамматических и средних школ плюс платных «публичных» (что на самом деле означает «частных») школ в сеть более крупных единых средних школ. Ее общая цель состояла в том, чтобы содействовать разрушению классовых барьеров, укрепляемых школьной системой с ее сегрегацией учащихся по признаку пола, по способностям и по классовой принадлежности, барьеров, наличие которых, по мнению многих, усугубляло развал страны. Школьников, начиная с отроческого возраста, из поколения в поколение обучали в раздельных, мужских и женских, школах. Когда каждый из восьми миллионов учеников государственных школ достигал одиннадцатилетнего возраста, он должен был держать экзамены «элевен-плас» (для одиннадцатилетних и старше), по результатам которых определялся тип средней школы, где ему было суждено учиться дальше. Сплошь и рядом эти экзамены оказывались роковыми для бесчисленных детей с поздним развитием. Лучшие — 20 процентов, показавшие наивысшие результаты, — продолжали образование в классических «грамматических школах». Менее развитые 80 процентов шли учиться в «средние современные школы». Школы были разные, но далеко не равноценные. Да и вся сущность элитарного образования сводилась к сегрегации по способностям, а косвенно — по классовой принадлежности. Лучшие ученики получали великолепное образование, но менее образованным школа давала мало.