Джек негромко чертыхнулся и повернулся к Джилл.
— Но это все не делает ту женщину лучшей матерью! Все это вовсе не значит, что она любит Ребекку больше, чем ты!
— Я это знаю, но как мне это доказать, Джек? Если судья предрасположен считать все эти вещи очень важными, как мне доказать, что это не так?
Джек огорченно вздохнул:
— Черт, Джилли! Я не знаю.
Несколько секунд стояла напряженная тишина, а потом Джилл наконец проговорила:
— Моей матери никогда не было рядом со мной. У нее все время были встречи, поездки или обеды с клиентами. Мы не возились с ней на кухне с каким-нибудь пирогом и не занимались рукоделием, она не мыла и не бинтовала мне коленки, когда я падала, и не сидела рядом со мной, когда я болела и не могла ходить в школу. И я дала себе клятву, что не буду такой, как она. И я не такая! Но что, если… — она содрогнулась, — что, если судья этого не поймет?
— Джилли, посмотри на меня! — Выражение ее глаз раздирало ему душу. Больше всего на свете ему хотелось бы обнять и утешить ее. Ему хотелось бы все исправить. — У тебя хорошая карьера — как и у твоей матери. И этим сходство между вами ограничивается. Ребекка для тебя важнее всего, и ты ради нее готова на все. Я знаю тебя и не сомневаюсь в этом.
— Но адвокат сказал…
— Он ошибся. — Джека переполнял гнев, и он снова поймал ее руку. — Я готов подвесить этого ворона вниз головой за то, что он так тебя напугал.
— Он меня подготовил! Я должна знать, что мне грозит. Я должна подготовить себя на случай… если… на случай…
Джилл снова замолчала, борясь со слезами. Джек держал ее за руки, ощущая непреодолимую потребность ее защитить. Ему хотелось притянуть ее к себе, оберегать, победить всех угрожающих ей драконов.
— Ты ее не потеряешь, — сказал он голосом, полным стальной решимости. — Этого не произойдет.
— Мамочка, я хочу пить! — Ребекка подбежала к столику и резко остановилась, заметив Джека.
Джек улыбнулся:
— Привет.
Девочка посмотрела на мать, а потом, словно ободрившись, снова на Джека.
— Я тебя уже видела.
— Я — Джек.
Ребекка улыбнулась, и от уголков ее глаз разбежались морщинки — точь-в-точь как у Джилл. У Джека от чувства острой нежности и жалости к Джилл и Ребекке сжалось сердце.
— Как в стишке, — сказала девочка, залезая на стул между ним и Джилл. — «Джек упал, башку сломал». А «башка» — это значит его голова.
Джек серьезно кивнул:
— Я тоже об этом что-то слышал.
— Это правда. — Ребекка посмотрела на его поднос. — Мне можно жареной картошки?
Джек посмотрел на Джилл.
— Если мама позволит.
— Надо попросить вежливо, — укоризненно заметила Джилл, хотя никакие строгие нотки не могли скрыть сквозившую в ее глазах нежность.