Да, я — мужчина! Кто другой
С моей сравнится силой?
Найдись такой — пляши и пой
И не робей, друг милый!
Лицом подобен богу я
И вынужден признаться,
Что пью свободно из ручья,
Где небеса струятся.
Я горд, что черпать в нем могу,
Что тем ручьем владею.
Навстречу девушке бегу —
Целую прямо в шею!
Она красна, что маков цвет.
Известно, в чем причина:
Стал тесен девушке корсет —
Понятно, я ж мужчина.
Когда в купальню к ней ворвусь,
О, как она заплачет!
Ведь я — мужчина, и, клянусь,
Немало это значит!
Да, я — мужчина, хоть порой
Одет весьма плачевно,
Но оставлять вдвоем со мной
Опасно и царевну.
Словцо я знаю, чтоб тотчас
Нежнейшие принцессы
Меня любили, а не вас,
Вельможные балбесы!
Да, я — мужчина! Суть мою
Вам лира доказала.
На ней победу я пою,
Мне хныкать не пристало!
Ведь вспоены одной рекой,
Истоком всех творений,
Воззвавшим к жизни род людской,
И божество и гений.
Тиранов я могу стереть
Победным талисманом,
Что рад скорей в огне сгореть,
Но не служить тиранам.
Он против перса вел полки
На Гранике продымлен,
И на германские пески
Швырял развратных римлян.
Взгляните: кто это сидит
Там, в африканском пекле?
Кудряв. Могуч. Огонь кипит
В очах, подобных Гекле.
Явился отрок молодой,
А тот ему надменно:
«Ты чуешь? Марий пред тобой
На прахе Карфагена!»
Велик, хотя и побежден,
Он даром не сдается.
Ведь и в беде — мужчина он,
И мир пред ним трясется.
Но внуки жалкие его
Все промотали с детства,
И не осталось ничего
От славного наследства.
Эх, племя! Не душа — а пар!
Без пользы и без славы
Вы прошутили высший дар —
Свое мужское право.
Кряхтя, с улыбкой неживой
Бредут толпой бесполой,
Тряся порожней головой,
Подобной тыкве полой.
Так старый химикус вино
Прогонит сквозь реторту —
И что ж: название одно,
А спирт и крепость — к черту!
Едва завидят женский взгляд,
Они дрожат, и млеют,
И замирают, и скулят —
Хотят, да не умеют.
Мрачнеют сердцем и лицом…
Не зря их зависть гложет:
Кто не способен быть отцом,
Тот и любить не может!
Вот отчего, гордясь собой,
Кричу подруге милой:
«Да! Я — мужчина! Кто другой
С моей сравнится силой!»