— Лекси попросила меня присутствовать при ее встречах с Грейс. Назначенный судом социальный работник ей не по карману.
— И что ты сказала? — поинтересовался Майлс.
— Она не узнает свою дочь, если я не соглашусь, — сказала Джуд, оттягивая время.
— Так что ты сказала? — повторил Зак вопрос отца.
У Джуд быстро забилось сердце.
— Я боюсь, — тихо произнесла она. Такой уязвимой она себя еще не чувствовала. Она была неуверенна, напугана. Обычно она прятала эти чувства от Зака и Майлса, но сейчас не было сил.
Она подошла к сыну, который никогда ничего не боялся, никогда не испытывал одиночества, пока была жива сестра, но теперь по его взгляду она прочла, что он знает и то и другое.
— Я не хочу этого делать, — сказала Джуд, — но сделаю.
— Сделаешь? — тихо переспросил Зак.
— Ради Грейс и Мии, — ответила Джуд, глядя на сына. — И ради тебя.
В доме творилось что-то странное.
Грейс и Ариэль лежали на диване, свернувшись калачиком под любимым желтым одеяльцем девочки. Освещение в хижине притушили, а за окнами было темно, поэтому она не могла как следует разглядеть зеркальце на запястье, но она знала, что Ариэль там, потому что слышала, как та напевает без слов. Ариэль любила мычать какие-то мелодии.
Грейс не знала, который час, но, похоже, было поздно. Ей еще никогда не позволяли так долго засиживаться после ужина, и в кино по телику произносили всякие нехорошие слова, но никто не обращал внимания, что она их слышит. Или что видит, как какой-то дяденька застрелил плохого дяденьку прямо в голову.
О Грейс вообще все забыли. Папа, бабушка и дедушка весь вечер перешептывались. Они все время куда-то звонили и раз двадцать заглядывали в учебное расписание папы. Грейс не знала, о чем речь, но бабушка все время огрызалась на дедушку и время от времени говорила что-то вроде: «Я знаю, о чем ты думаешь, Майлс» и «Что мне ей сказать? Наверное, я совершила ошибку…»
Дедушка сказал, что уже поздно отступать, потому что Лекси знает, и они снова громко зашептали.
— Кто такая Лекси? — спросила Грейс с дивана.
Трое взрослых мигом умолкли и повернулись к девочке.
— Пора спать, принцесса, — сказал папа, и Грейс пожалела, что заговорила, лучше бы ей помолчать.
Захныкав, она направилась к дедушке, разведя ручки в стороны для объятия. Он поднял ее, закружил, поцеловал в шейку. Она продолжала цепляться за него, хихикая, а он отпустил ее, и она соскользнула на пол.
Грейс подошла к бабушке — та стояла возле раздвижной стеклянной двери и грызла ноготь большого пальца. Она не сразу осмелилась, но все-таки сказала:
— Бабушка, спасибо, что поиграла со мной в «Парашюты и лесенки».