— Свидание Лекси и Грейс прошло не очень хорошо. Лекси все испортила.
— Как это?
— Она поторопилась, слишком сильно наседала на Грейс, а девочка не была готова.
— Она не знает, как быть мамой. Да и откуда ей это знать?
— Никто не знает, — тихо заметила Джуд. — Я помню, как мне было трудно с тобой и… Мией.
— Ты была превосходной мамой.
Джуд не могла на него глаз поднять.
— Когда-то, быть может. Но не теперь. Я давно перестала вести себя как твоя мама, и мы оба это знаем. Я потеряла что-то. Я думала… — Она умолкла и заставила себя посмотреть на сына. — Я винила тебя. Хотя знала, что неправа. И я винила Лекси. И себя тоже.
— Ты не виновата. Мы должны были знать, к чему это может привести в ту ночь, — сказал он.
Ее как ножом по сердцу резануло. Та боль, что всегда служила барьером, заставлявшим отступать. Но сейчас она двинулась дальше.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Вам не надо было пить в ту ночь, но и Лекси не следовало садиться за руль, да и мне нельзя было вас отпускать. Я ведь знала, что будет пьянка. О чем я только думала, доверяя принятие решения перепившим юнцам? Почему я решила, что не смогу уберечь вас от выпивки? И… Мии следовало пристегнуться. Все по-своему виноваты.
— Нет, это моя вина, — сказал Зак, и хотя Джуд и раньше слышала, как он это говорит, она впервые ощутила тот груз, который он на себя взвалил. Ей стало мучительно стыдно за то, что она полностью ушла в собственное горе и позволила сыну нести свое бремя одному.
Она подошла к Заку, взяла за руку, потянула, заставила его встать.
— Мы все живем под этим грузом, Зак. Мы носим его так долго, что он искривил наши хребты, согнул нас. Придется нам снова расправлять плечи. Мы долж ны простить себя.
— Как? — спросил он. Его зеленые глаза были глазами Мии. Почему-то она забыла в своем горе, что у нее родились двойняшки, и Миа всегда будет жить в Заке. А теперь еще и в Грейс.
Она дотронулась до его лица, разглядев едва заметный шрам на скуле.
— Она там, в тебе, — с нежностью произнесла Джуд. — Как я могла о том забыть?
— Идем, — говорит мама Лекси, протягивая руку. — Ты ведь хочешь у меня жить?
Рука становится черной, у пальцев начинают отрастать длинные желтые ногти, похожие на крючки, и Грейс отчаянно визжит…
— Я здесь, принцесса.
Она услышала голос отца и бросилась в его объятия. От него пахло, как и должно было пахнуть, папой, и ночной кошмар развеялся; она вспомнила, что спала в своей кровати, в своей комнате, и вокруг все родное. Никаких чудовищ!
Папа крепко прижал ее к себе, поглаживая по волосам.
— Ну как, проснулась?