Бывали и казусы из-за неправильного перевода. Как-то через переводчика ко мне обратился начальник одной из служб царандоя. Суть его обращения была переведена мне так: «В службу добавили штаты, а размещать дополнительных сотрудников негде. Мы запросили начальство в Кабуле как быть, оттуда ответили: вместе с советниками составьте проект и стройте здание». Я говорю переводчику — здесь что-то не так, не может быть, чтобы меня плюс ко всему другому сделали ещё проектировщиком и строителем. Переводчик долго ведёт с афганцем уточняющий разговор, а потом смущённо делает новый перевод, из которого следует, что штаты в службу действительно добавили, но не было функциональных обязанностей для новых сотрудников, они запросили Кабул, а оттуда ответили, что составьте, мол, обязанности вместе с советниками.
Должен сказать, что переводчик в чужой стране — фигура. Он, владея языком и общаясь с афганцами, всегда знает больше тебя — руководителя. Переводчики хорошо это понимали и знали себе цену. Их переводы, особенно на различных собраниях, где говорились речи, немало зависели от их личных симпатий-антипатий к говорившему речь. Я не раз замечал, что заранее подготовленная пространная речь иногда переводилась двумя-тремя фразами и наоборот, краткая речь переводилась обстоятельно, витиеватыми фразами в восточных традициях. Немолодой уже переводчик партийного советника интеллигентный Гулом Хайдар — заведующий отделом одной из газет в Душанбе, с которым у меня были хорошие отношения, обычно после подобного мероприятия говорил мне: «Я, Федорович, красиво перевёл Ваше выступление». Из переводчиков нашей группы лучшим был Мирали Гафуров — и по знанию языка, и как самоотверженный офицер, и как надёжный товарищ. Я его часто вспоминаю. По моим рассказам и фотоснимкам его знает и мой сын Володя. К несчастью, с распадом СССР в Таджикистане сложилась такая же ситуация, как тогда в ДРА, и много лет от Мирали нет никаких известий, хотя обычно под Новый Год он всегда звонил мне. Не ответил он и на мои открытки. Боюсь за судьбу этого хорошего человека.
К концу второго года службы я и сам уже мог читать афганский цифровой материал, улавливать тему разговора афганцев между собой на дари. Замечал, что и командующий царандоя, когда мы выясняли какой-либо служебный вопрос по-русски, иногда вмешивался, не дожидаясь перевода, т. е. было видно, что он понимал, о чём мы говорили.
Связи России, Советского Союза и Афганистана — давние и тесные. Многие афганцы, прежде всего военные, учились у нас, работали в Афганистане наши специалисты. Так что русский язык там достаточно распространён. Когда же в Афганистан пришла многотысячная советская армия — освоение русского сильно ускорилось. Афганцы, кстати, возможно, из-за того, что их головы, как у детей, мало замусорены различной информацией, очень быстро и хорошо усваивали русские слова, целые предложения, нередко нецензурные, и часто козыряли ими, не вполне понимая смысл. Когда я прибыл в Газни, около губернаторского дома встретился афганский парнишка, который, пожимая руки, бойко тараторил: «Здравствуй товарищ как дела за…ись». Многие торговцы объяснялись по-русски, по крайней мере, на тему «купи-продай», вполне прилично.