– Представляешь? Вот, смотри! – Маргоша шустро подсунула Татьяне Георгиевне экран под самый нос.
Мальцева не удержалась и расхохоталась.
– Ага. Всех в клочья уже и рвёт!
– Кто бы мог подумать, что у Тыдыбыра есть чувство юмора! Надо же, «бимануальное изнасилование»! Бумажку-то она сохранила?
– Бумажку у неё Панин отобрал. Сказал, что будет отбиваться ею от судов. Через психиатрическую экспертизу, разумеется. И, конечно же, орал на бедного Тыдыбыра так, что стеклопакеты трещали.
– Да он не орать на неё должен был, а сразу назначить заведовать этой грёбаной ЖК!
– У него настороженность. После её первой интернет-истории… Ну и срывается на всех за всё про всё. И за Варю, и за тебя. И за…
– И за то, что молодость прошла, ага.
– В общем, теперь Тыдыбыр действительно будет делать стенд о работе нашей доблестной ЖК. Панин постановил.
– Да на здоровье! Сразу после того, как базу данных заполнит… Новая специальность, Марго! Раньше были кто? Мануальщики. А теперь вот – бимануальщики!
Кадр тридцать четвёртый
Арлекины
Панин не вызвал Мальцеву на ковёр. Он вообще резко ограничил свои контакты с нею. Пятиминутки. Обходы начмеда. Административные бумажные дела. Клинические разборы. Операционная. Родзал. Вот, пожалуй, и всё. Их отношения стали рабочими безо всяких выяснений отношений. Он даже стал избегать её взгляда. Татьяна Георгиевна была очень рада таковому развитию событий. Не об этом ли она мечтала все годы их какого-то страстно-обречённого рабочего и практически семейного романа?
– По родильному дому слухи не просто ползают. Они – скачут галопом! Вы что там с Сёмой…
– Марго! – резко оборвала подругу Мальцева.
Они пили кофе на ступеньках приёмного покоя. Уже чувствовалось неизбежное наступление не календарной, а настоящей, реальной, весны. Несмотря на сумрачный предрассветный морок, умирающий снег, перемешенный с вечно витальной гуттаперчевой грязью, несмотря на холод и всегдашнюю привычную безнадёгу, присущую слишком удлинившимся переходным сезонам, всеми пятью чувствами ощущалось, что всегда рождающаяся слабенькой в наших широтах весна хоть ещё и лежит в кювезе отделения реанимации новорождённых, но прогноз благоприятный – и уже не за горами тот час, когда она будет радовать всех громкими воплями, беззаботным агуканьем и всей той радостной суматохой, которая всегда сопровождает растущее живое. Бабушка-зима умирает слишком долго, но как бы ни был тошнотворен запах старческого замурзанного постельного белья, как бы ни печалилась родня угасанию жизни прежней – это не заставит нас перестать быть счастливыми от первых некрепких шажков улыбчивого малыша-весны. Это даже самые распоследние экзист-страдальцы не могут из себя изжить, как бы они ни старались. Ментальное и привнесенное всегда подавляется душевным, базисным.