– Ни… Ни… – Мальцева шумно всхлипнула.
– Так, всё! – Марго подошла к Татьяне Георгиевне и с силой оторвала руки той от лица. – Быстро объясняй мне своё «ничего»!
– Этот… пос…тер! – всхлипнула Мальцева. – Был в другой рамке!
– Ясир Арафат, мать честная! – всплеснула руками Марго. – Действительно, как я сразу не догадалась, из-за чего истерика. Какая трагедия!
Татьяна Георгиевна слегка успокоилась, но на слова подруги никак не реагировала, утирая руками и без того опухшие глаза.
– Это был сарказм. Тань, ты различаешь сарказм?
– А ты что, «Доктора Хауса» насмотрелась?
– О, как приятно слышать нотки ненависти в твоём голосе. Это так бодрит! Спасибо, Маргарита Андреевна, что так оперативно сделали такой прекрасный ремонт!
Старшая акушерка картинно замерла в ожидании реакции заведующей.
– Это был твой текст, если что, – так и не дождавшись благодарности, она отмерла.
Татьяна Георгиевна встала и налила себе водки в ту же рюмку, которой чуть раньше воспользовалась Марго. И молча выпила.
– Постер был в простой, чёрной, слегка потёртой рамке. Тонкой. Простой. Элегантной. Без ваших мудовых фестонов и блядских рюшечек, – мрачно прокомментировала она, проглотив пятьдесят холодной водки. И, немного помолчав, добавила: – И этот постер, в той рамке мне подарил Матвей. И ты, и Панин это знали.
– И я что?! – внезапно зло заорала Марго. – Должна сейчас упасть на колени и биться головой об этот свежеположенный дорогущий паркет? Возможно, я и знала. Возможно, ты до сих пор хранишь использованные менструальные прокладки, только потому, что их тебе купил Матвей. Очень даже может быть, что ты хранишь его нестиранную рубаху, точнее – истлевшую рубаху. Или трусы! Возможно, ты жалеешь, что закопала его, а не мумифицировала труп. И я, и Панин, зная, что этот постер в той рамке тебе подарил Матвей, просто-напросто забыли это! Потому что мы – не фетишисты. И не некрофилы, в отличие от некоторых тут! Мы поменяли эту ёбаную рамку к этому говённому постеру только потому, что всё здесь в бежево-палево-пыльно-оливковых тонах. Угодить хотели-с! Извините-с, барыня-с!
Прокричав всё это, Маргарита Андреевна обессилено упала на стул и, запрокинув голову, закрыла глаза.
– Маргоша… Маргоша, извини меня!
Мальцева подошла к подруге и неловко обняла её за плечи.
– Заперлись в кабинете и обнимаются. Точно как две старые лесбиянки, – проворчала Марго. – Отстань от меня со своими обнимашками, дрянь неблагодарная.
– Маргарита Андреевна, – Мальцева опасливо присела на свой новый стул за своим новым столом. – Я очень тебе благодарна. И за бежевый. И за оливковый. Только это… – Татьяна Георгиевна ещё раз оглядела кабинет. – Фестончиков и всякой… – она долго подбирала слово. – И всякой мишуры всё-таки немного чересчур.