Пока Алла Викториновна снимала бюстгальтер и аккуратно вешала его на стул, Аглая переставала дышать и не сводила с той глаз.
– Чего ты? – спрашивала бабка, не оборачиваясь, чувствуя, что внучка сверлит ей взглядом спину.
– Ниче, – отвечала девочка, но безмятежный голосок абсолютно не соответствовал напряженно-сосредоточенному выражению лица. – Скоро?
– Скоро, – обещала Алла Викториновна и складывала остальную одежду.
– А трусы? – интересовалась Аглая. – Трусы снимать будешь?
– А зачем? – демонстрировала встречный интерес бабушка.
– Не знаю, – разводила руками девочка и ссылалась на надлежащую инстанцию: – Меня мама заставляет.
– И что мама говорит? – торопилась удовлетворить уже теперь свое любопытство Алла Викториновна.
– Говорит, пися дышит.
– Ну… тоже правильно, – соглашалась Алла Викториновна, но сама на столь кардинальные меры не решалась. Аглая же тактично молчала.
– А зубы? – вдруг вспоминала девочка, и Алла Викториновна спохватывалась:
– Точно! Зубы! Совсем забыла.
Когда зубы водворялись в стакан с водой, голос Аллы Викториновны немного менялся: он становился более мягким, а слова шепеляво-вкусными.
– Все? – в нетерпении трепетала Аглая. – Ложишься?
– Все, – подтверждала свою готовность Алла Викториновна и выключала свет.
– А зачем свет-то выключила? – Девочка была явно недовольна.
– А затем, – доступно объясняла Алла Викториновна. – Я тебе глазами светить буду. Смотри! Видишь?
Внучка старательно таращила в темноте глаза, но, ничего не увидев, старательно врала:
– Вижу!
– Ну и какого цвета свет? – уточняла дотошная бабка.
– Голубого! – сочиняла Аглая и на всякий случай добавляла: – Правильно?
– Правильно! – подтверждала Алла Викториновна и перебирала пальцами по краю одеяла.
– Чего ты делаешь?
– Играю…
– На одеяле?
– Ну…
– Ну чего ты врешь, баба. Кто ж так играет?!
– Я так играю. Слышишь?
Аглая минуту прислушивалась, а потом сама собой в ушах начинала играть голубая музыка… Рядом с Аллой Викториновной сами собой рождались не только свет и музыка, но и масса вопросов! Например, почему мама с папой на ключ запираются, а ее, Аглаю, оставляют в коридоре? Или почему в туалете пахнет? Или зачем ходить в школу, все равно старость наступит? Или почему тетю замуж не берут? В общем, много всяких «или» в голове возникает и про любое спросить можно. Потому что баба не кричит и не пугается, когда ее про зубы спрашивают, про какашки, про сколько лет и сколько стоит. И у нее на все ответ есть, о чем ни спроси, потому что она – колдунья. «Чуфырница», как называет ее большой поэт, когда она ему голову лечит.