К зиме Свете дали, наконец, помещение под международный отдел и еще одну сотрудницу, в результате чего она стала настоящим начальником. Будучи руководителем одного-единственного работника, хоть и с тремя дипломами и аспирантурой, Светлана чувствовала себя каким-то ущербным недоделкой, начальницей только по названию, даже без офиса.
Лена была дочкой той самой уважаемой и влиятельной дамы, Анны Павловны, и женой ушедшего в отставку шахматиста, международного гроссмейстера. Она закончила тот же иняз, только очное отделение, и владела не слишком-то требующимся фирме французским языком. Света, когда услышала о таком «подарке судьбы», даже скрывать не стала, что французский переводчик ей не нужен — лучше бы купили для отдела пальму или картину.
Лена при первой встрече ей страшно не понравилась. И заметным перебором веса, который Света, готовая лучше умереть, чем растолстеть, презирала; и слишком яркой раскраской; и норковой шубой, которую она напялила на себя уже в ноябре, да так и сидела в ней в директорском кабинете; и пальцами по ногти в бриллиантах, и самоуверенным видом. Мама, чувствуется, ловко обработала давно знавшего ее Алексашина, и Лена хорошо понимала, что как ей надо, так все и будет, а Света здесь никому не указ, а так — для мебели.
Алексашин в ответ на ее заявление, что нужен человек с английским и, может быть, немецким, прикрикнул на нее: нужен вам человек, значит, берите, и нечего тут.
Памятуя о прошлой благодарности, испытываемой к Анне Павловне, которая когда-то так удачно загубила карьеру Савицкого, не дав ему характеристику в партию, Света смирилась. Потом Лена даже начала ей нравиться, особенно тем, что у нее были еще более жидкие и совсем тоненькие волосики-пушок, кожа под которыми блестела, как на мужской плеши. Конечно, обидно было до ужаса слышать об их с Авессаломовым путешествиях по заграницам, где Лена играла роль «жены по профессии» и тратила, не считая, заработанную Сашкой валюту. Но у Лены была проблема, большая, больная проблема — отсутствие детей, хотя замужем за своим чернобровым красавчиком она была уже почти семь лет. За эту ущербность Света ее жалела и простила ей и достаток, и непьющего, умного и любящего мужа, и даже отчасти брюлики с норками. Они быстро перешли на «ты» и стали называть друг друга «Светуся» и «Ленуля».
А история Лениного недуга была такая. Сначала, пока ее муж ездил по соревнованиям и «детей они не планировали», Лена принимала гормональные таблетки. Потом Ленин муж, спохватившись и уступив напору многочисленной еврейской родни, стал сам лечить жену от бесплодия другими таблеточными гормонами, хотя, по идее, должен был употребить более простые и естественные средства. Словом, к тридцати трем годам Лена, такая стройненькая на студенческой фотографии, с хорошенькими косичками, превратилась в толстую, почти лысую и бесплодную, как колода мясника, бабу.