— Я… люблю… тебя… — взахлеб бормотала она.
И это была сущая правда. Теперь она понимала, что никогда не переставала любить человека, который был ее отцом. Просто на протяжении многих лет ее ослепляли ревность, гнев и непримиримая бескомпромиссность юности.
Теперь пришло время прозрения, и она дорого расплачивается за свое безрассудство.
На дороге, рассекая пелену дождя, которого она дотоле не замечала, замелькал свет фар приближающегося автомобиля. Серена, ожидая, когда он промчится мимо, теснее придвинулась к бронзовым ногам отца, пряча лицо в ладонях.
Но спрятаться ей не удалось.
Несколько секунд спустя бетонные плиты тротуара огласились эхом бегущих ног, сильные руки оторвали ее от постамента, в сознание проник надсадный голос:
— Серена! Родная!
Она зарылась лицом в его грудь. Он подхватил ее на руки и понес к своей машине, оставленной у обочины.
Серена все еще сотрясалась от рыданий, но в душе теплился покой. Он больше не произнес ни слова, не утешал ее, не уговаривал забыть, но и не осуждал.
Она взглянула на него. Его темные волосы, мокрые от дождя, липли к голове, колечками топорщась у ушей, в лице неистовая решимость защитить ее ото всех невзгод, глаза наполнены глубоким пониманием.
— Мари… — прохрипела она. — Мне нужно вернуться к Мари…
— Нет! — возразил он, медленно качая головой. — Ты едешь домой.
— В Уинтерсгилл…
Щеки горели от слез и обжигающих капель холодного дождя. Как она возвратится туда в таком состоянии?
— Нет, — повторил он, крепче прижимая к себе девушку. — Ты принадлежишь мне. — В его голосе сквозила свирепая отчаянность. — Твое место, Серена, в «скверном доме». Туда ты и поедешь. И отныне будешь жить там — до нашей свадьбы и после.
Они проговорили далеко за полночь. Он, разумеется, знал про ее мать.
— Ты должен был мне рассказать!
— Ты бы меня возненавидела.
Они сидели друг против друга у камина — рядом и в то же время будто на разных концах света.
— Но узнать так, как узнала я…
Она внезапно сникла, сообразив, что от взаимных упреков легче не станет.
— А ты бы мне поверила?
Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Его большие ладони, стиснутые вместе, беспомощно свисали меж колен.
Поразмыслив с минуту над его вопросом, она со вздохом призналась в обратном, и оба надолго замолчали.
Теперь она была одна. В окно спальни — эту комнату она до минувшей ночи не видела — вползал слепящий утренний свет. Серена прислушалась: издалека доносился размеренный рокот моря, бьющегося у подножий скал. На потолке играли холодные блики отражающегося от воды прозрачно чистого неба, но окрашенные в желтый цвет стены источали тепло, как, впрочем, и мягкое пуховое одеяло, в которое она куталась.