Телефонные звонки и письма служили плохим утешением. Если б только она была там, рядом, делила с ним горе и радость, заботилась о нем, знала, что Райан любит ее.
Неужели теперь слишком поздно? — спрашивала себя Кирстен, отходя к окну. Неужели ничего нельзя спасти из того, что когда-то так дорого было им обоим?
Она стояла и смотрела на лежащий внизу раскаленный город, пытаясь сосредоточить взгляд на людях, но глаза застилала туманная пелена. После обеда приходила Холли. Губы Кирстен изогнулись в кривой усмешке. Старшие сестры всегда спешат на помощь, и Холли в данном случае не исключение.
Настроение поднялось. Холли подскажет, что делать, — хотя она и жутко сердится на Райана за то, что тот сбежал, ничего не объяснив.
Но сама Кирстен не верила, что он сбежал. Должно быть, есть какая-то веская причина. Ведь Райан любит ее.
Выход один. Решение созрело в одно мгновение. Она отправится в Англию. Отыщет его там и скажет про свою любовь.
И тут же в душу закралось сомнение. А вдруг он опять отвергнет ее? Что она станет делать, если окажется, что он теперь любит не ее, а Серену?
Что делать? Это она решит, когда вновь увидит его, посмотрит в глаза, один взгляд которых способен лишить ее разума и воли, и спросит, что же произошло.
Однако сильнее ее беспокоило другое. Как сообщить ему о дочери? Кирстен отвернулась от окна и, подойдя к кроватке, осторожно взяла на руки крошечную незнакомку, к которой еще только начинала привыкать.
— Он обязательно узнает о тебе! Он имеет право знать… — с жаром прошептала она.
Словно и не было последних десяти лет, думала Серена Кордер, глядя на пустынный сад Уинтерсгилла, который когда-то был ее домом.
Ничего не изменилось. Даже два разбитых каменных желудя так и стояли у подножия лестницы вымощенной плитами террасы. В детстве она присаживалась на эти желуди и, напевая колыбельную, укачивала на руках свою любимую куклу. На глаза навернулись слезы. Тогда все было совсем по-другому…
Серена почувствовала на себе пристальный взгляд стоявшего рядом мужчины.
— Я горюю не об отце, — решительно заявила она. — Даже думать не смей, будто я могу плакать из-за него. Тебе ясно это, Райан Фаррар?!
— Зря ты строишь свою жизнь на ненависти к Максу Кордеру.
В голосе спутника Серены угадывался австралийский акцент.
Она резко вскинула голову и посмотрела ему в лицо.
— Я никогда не говорила, что ненавижу отца.
— Не говорила! Но издавна приучила себя думать, будто ненавидишь все, что он защищал, отстаивал, символизировал. Потому и сбежала на другое полушарие, что не смогла одержать над ним верх.