Лет под шестьдесят, средней полноты, аккуратно уложенные волосы, тронутые сединой. Она была совсем не похожа на Нико.
Эмма поднялась и выдвинула стул:
— Вы очень добры, — сказала она, — Ephfristo poli! Садитесь.
Мать Нико опустилась на предложенный ей стул. Нико предпочел стоять. В результате этого, во время разговора всем приходилось задирать головы вверх. Он явно был не на службе этим утром — в джинсах и футболке.
— Моя мать надеялась привести с собой горничную Марию. Не то чтобы та говорила по-английски. Но дело в том, что она, к сожалению, еще не вышла на работу. Она приезжает на автобусе из деревни на той стороне залива.
Эмма ждала, что леди Чартерис Браун заговорит, но видя что старая леди оставалась безмолвной и не размыкала губ, Эмма произнесла:
— Горничная была уверена, что она действительно видела девушку на фотографии?
Нико повторил все, что она сказала, чтобы подстраховать мать. Он прекрасно говорил на греческом, и Эмма могла понять совершенно все, но когда отвечала его мать, она едва могла разбирать слова.
— Моя мать уверяет меня, что сомнений не было. Ни для кого из персонала фотография ничего не значила, а Мария сразу же узнала девушку, говорит моя мать, и была удивлена и обрадована, так как не ожидала когда-нибудь снова увидеть ее.
— Мария сказала, где она видела девушку?
Нико повторил вопрос, и его мать покачала головой.
— Может быть, и сказала, но моя мать не припомнит этого. Она помнит только, что Мария воскликнула: «Я не могу забыть эту девушку. На ней был большой желтый свитер».
— И у вас нет никаких предположений, когда это было? — спросила Эмма.
— Боюсь, что нет.
Леди Чартерис Браун, которая до этого не произнесла ни слова, сказала:
— Это ваша горничная, она собирается выйти на работу?
Эмма увидела как Нико вздернул подбородок.
— До сих пор она всегда это делала, а она работает у нас уже много лет.
Леди Чартерис Браун поднялась.
— Вы дадите мне знать, когда она выйдет, — и, даже не взглянув на мать Нико, без единого слова благодарности, она направилась к выходу.
Нико, поджав губы, повернулся к матери и помог ей подняться со стула.
— Мне очень жаль, — сказала Эмма, тоже вставая. — Леди Чартерис Браун не хотела показаться невежливой, просто она очень обеспокоена и расстроена. Огромное вам спасибо за то, что вы так беспокоились и старались помочь нам. Мы вам очень благодарны.
Эмма повернулась к матери Нико, на лице которой все еще отражалось замешательство, и начала, запинаясь, произносить слова благодарности по-гречески. Нико моментально оборвал ее:
— Юная леди произносит очень милую благодарственную речь, мама. Она хотела бы сделать это лично. Если бы могла. Что касается старой карги… — «Карга» — было самое подходящее слово, чтобы передать то, что он произнес по-гречески, — … не волнуйся за нее. Я говорил тебе — она невыносима. Три дня ее пребывания в отеле — слишком долгий срок. — Эмме он сказал просто: — Я дам вам знать, когда Мария вернется.