Бог жуков

Я стоял на лоджии и занимался интересным делом — плевал вниз, а Коля вышел на балкон и крикнул мне оттуда:

— Приходи в гости!

— Сейчас, маму спрошу!

Я вернулся в гостиную, взял в руки зажженную свечку и пошел в спальню, чтобы спросить у мамы разрешения пойти к Коле, но мама спала на кровати пьяная вдрызг, а рядом с ней валялся, подложив руки под затылок, жилистый мужик с волосатой грудью и широкой плешью на макушке. И в трусах со слониками. Слоники на его трусах выглядели настолько по-идиотски, что я долго не мог оторвать от них взгляд. Однако в комнате неприятно пахло водкой и потом, а незнакомец громко храпел, поэтому я вышел из комнаты, так и не решившись растолкать маму.

Я вернулся на лоджию, сложил ладони ковшиком, прижал их ко рту и крикнул:

— Коля, мама пьяная, и она спит!

— Так приходи! — воскликнул Коля.

— Я не могу. Без маминого разрешения. Вдруг ей станет плохо?

— Да ты просто трус!

— Сам такой!

— Нет, ты — трус, раз не можешь прийти ко мне. Я ведь живу в соседнем подъезде!

— Ладно, — подумав, сказал я, — я приду к тебе, Коля, но знай, придя, я заряжу тебе кулаком в нос, а потом дам в ухо! Так-то!

— Вот и ладушки. Жду тебя через пятнадцать минут.

Я побежал в переднюю, снял с вешалки кожаную куртку, накинул ее на плечи, стал натягивать на ноги ботинки. В это время в прихожую, пошатываясь, вошла мать. Он смотрела на меня красными от недосыпа глазами и расчесывала в кровь голову; ее майка с надписью «end of time» была заляпана кетчупом и порвана в двух местах — там, где за майку тянул мужик в слоновых трусах.

— Ты куда собрался? — спросила мама. Она прислонилась к стене и закрыла глаза, шумно вдыхая и выдыхая.

— Я уже взрослый, — ответил я, — мне тринадцать лет, я много чего знаю и много чего повидал и имею право самостоятельно выходить на улицу и гулять, сколько захочу и когда захочу.

— Тебе только тринадцать! — воскликнула мама и, сдирая непослушными пальцами обои, упала. Наверное, в обморок.

Я осторожно спускался по лестнице вниз; проверял каждую ступеньку, прежде чем сделать шаг, и боялся. Боялся, что вдруг наступлю на одну из кошек и упаду. Котов и кошек в подъезде очень много, потому что они приходят в наш дом со всех концов города.

— Священник закрасил все окна черным, священник закрасил все окна, и теперь мы не видим луны, не видим света… — пел кто-то на третьем этаже, неумело подыгрывая себе на гитаре. Наверное, он тоже был пьян, но пел правду: все окна в нашем доме закрашены черной краской. Две недели назад приходил капеллан и сказал, чтобы все закрашивали окна, потому что скоро война, и в те дома, где окна не закрасят, бомба попадет в первую очередь. Конечно же, никто в подъезде не хотел, чтобы бомба попала в наш дом в первую очередь. К тому же у священника была черная борода лопатой и узкие очки, вызывающие доверие; мой папа сказал, что такому человеку не верить — грех. Дядя Федор, сосед, возразил; его удивило, откуда в нашей Российской армии взялся человек, который называет себя капелланом. Папа разозлился и дал дяде Федору в глаз, а потом подкараулил и пристрелил его пса, Шарика. Потом, чтобы подать пример, отец первым полез закрашивать окна и успел закрасить три или четыре прежде чем выпал, пьяный в хлам, из окна восьмого этажа и разбился насмерть. Но дело его продолжили, и теперь в нашем доме сплошь черные окна.