Посвящается севастопольцам, крымчанам — патриотам воссоединенной России и воссозданного на ее базе Союза.
С верой, надеждой, любовью к читателям — патриотам России, Союза.
Александр Круглов
ВОВа
(ВОВа — ветеран Отечественной войны.)
Жену свою Иван Григорьевич Изюмов потерял лет восемь назад, в одночасье. Сердечница, хроник, не выдержав простого укола, она под иглой умерла. Не считая погибшего на фронте отца, до нее Изюмов никого из родных не терял, а тут вдруг ушел самый преданный и беззаветно любивший его человек. И хотя до этого он нередко обижал жену, частенько ей изменял, теперь почти каждый день являлся на кладбище и, исступленно уставясь в могилу, подолгу молча стоял перед ней на коленях. А вернувшись домой, с небывалой прежде тоской, с нетерпением встречи ночами с женой ожидал. И она в полубредовом тяжком сне являлась ему. И не было счастью границ от того, что вот она — ожила, опять рядом с ним. И впервые столь остро почувствовал он незримую тонкую грань между жизнью и смертью, чью-то над нами беспредельную власть, дыхание вечности. И только теперь вдруг серьезно, напряженно задумался (не умозрительно, не абстрактно, как раньше случалось не раз), а вполне допуская, веря, почти ощущая уже, что нечто такое, какая-то всевышняя сила, какая-то разумная власть надо всеми и всем все-таки есть. И это она продолжает, пусть и во сне, но так же, как и при жизни жены, созерцаемо и ощутимо связывать их. Но ночных этих встреч едва хватало на то, чтобы успеть удивиться, жадный восторг испытать. А после них еще нестерпимее мучила совесть — за несправедливости, которые походя, не замечая того, он допускал по отношению к Любе, за постоянное нищенство и неустроенность всей ее совместной с ним жизни — по его, мужа, вине: так и не сумевшего, не захотевшего принести в жертву жене, детям, семье свои идеалы, свободу и просто привычки. Но беспощадней всего терзался он тем, что, как ему казалось теперь, не случайно жена вдруг взяла да и покинула жизнь, нет, не случайно. Ведь все с того началось, что она нежданно-негаданно прознала о его давней, уже вошедшей в привычку, устоявшейся связи с Марыськой. С полным набором выпиравших из-под платья соблазнов, красивая и озорная брюнеточка эта была намного моложе жены и тем более его самого — девочка совсем. И жила Люба с тех пор, ожидая, что Ваня того и гляди возьмет да и бросит ее, а с ней и сына — Олежку.
Сразу после войны так же поступил и Любин отец. И это занозой, видно, засело в ней навсегда. И как ни пыталась Люба отвратить Ивана от юной любовницы, он продолжал жить с обеими. Гнев, ненависть, отчуждение к мужу, за ними безысходность, видать, охватили ее. И вот взяла и ушла. Словно уступила место другой.
