Мифопоэтика спальных районов
Трехчастный рассказ примерно на 20 страниц. Жанр принято называть неореализмом, а я бы назвал environmental realism, не в смысле экологический, а в смысле ориентированный не столько на личности, сколько на среду, в которой они вынуждены жить, их же глазами. Через детали быта изображается мироощущение жителей мегаполиса, которых принято называть, пожалуй, быдлом, жлобами, обывателями, мещанами. Я пытаюсь разглядеть прекрасное в невыносимости их быта.
Дядя Слава — правильный мужик. Даже лишний вес не мешает дяде Славе быть мужиком что надо. Ведь его тело в первую очередь сильно, сильно плотным мясом и мощными костями, и только потом толсто неумеренным животом. А его лицо, хоть и обрюзгло под тяжестью лет, сохранило мужественные черты: возможно, благодаря презрительной складке в уголках сочных губ.
Видевший, как дядя Слава после работы пьет чай перед телевизором, навсегда полюбит его и простит ему все недостатки. Придя домой около девяти, — дядя Слава передвигается только на машине и выжидает на работе, когда рассосутся пробки, — он надевает мохнатый халат и садится в глубокое кожаное кресло цвета "кофе с молоком". Телевизионный пульт домашнего кинотеатра оставлен с утра на подлокотнике и остается там, если бездельник-сын или девчонка с огромной грудью, которую сын нагло поселил в их квартире, никуда за день его не подевают. Если такое случается, дядя Слава командует: «Костян, иди сюда!», и раскатистый его голос перетряхивает пыль во всех углах квартиры. Включив телевизор, дядя Слава не торопится щелкать каналы. Сначала он вникает, что показывают, если это, конечно не реклама. Вникает основательно, и только потом, если это совсем уж муть, может быть, переключает. Жена возвращается вместе с ним, поскольку работает бухгалтером в его магазине, и пока дядя Слава устраивается в кресле, поерзывает, расправляет складки халата, она, еще не переодевшись в домашнее, приносит ему чай. Водрузив одну ногу на другую, дядя Слава ставит чашку на обширную равнину, образовавшуюся в районе коленного сгиба. Нога его столь массивна, что разместить на ней можно было бы даже пивную кружку с мисочкой ржаных сухариков. Но такие эксперименты дядю Слава не привлекают.
Вечер перед телевизором он проводит в спокойной, величественной неподвижности. Как большой пустынный ящер, смотрит он перед собой, слегка вытянув складчатую шею. Только частые движения длинных пушистых ресниц, да почесывание затылка раз в полчаса указывают на то, что дядя Слава не впал в каталептический транс.
