Не думаю, что папа сознавал, насколько сильно обидел меня. После его отъезда я чувствовала бесконечное одиночество, мне было тоскливо, как, пожалуй, никогда раньше. Две недели подряд изо дня в день я слушала один и тот же диск с самыми печальными песнями Милен Фор. Ее музыка всегда вдохновляла меня, но теперь она еще и полностью отражала мое настроение. Я включала музыкальный центр на полную громкость, бралась за кисти и погружалась в минор. Все художества, рожденные в эти дни, несли отпечаток моей грусти, но сегодняшний рисунок получился особенно мрачным и странным.
Я нарисовала одинокую фигурку девушки в непроглядной ночи, из черной паутины придорожных кустов за нею следили хищные желтые глаза, пылающие дикой яростью. На миг я даже почувствовала запах сырой земли и отчетливо услышала грозное рычание, эхом несущееся из акварельной темноты. С бешено колотящимся сердцем (никогда не думала, что можно испугаться собственного рисунка), я разорвала на мелкие клочки еще влажную бумагу и с глаз долой убрала краски. В этот момент и позвонил папа.
— Ты не передумала на счет Тамани, Эм? — спросил он, поздоровавшись.
— Я даже не собиралась думать над этим, папа. Я же сказала — я не приеду.
— Лишаешь себя отдыха из-за влюбленного парня?!
— Его влюбленность слишком навязчива! — пылко воскликнула я и тут же вздохнула: — Прошу тебя, не начинай все сначала. Я больше не хочу говорить об этом.
— Ты ведешь себя, как маленький ребенок, Эмма!
— Мне нужно готовиться к экзамену. Пока, пап.
Я бросила трубку, досадуя, что папа вновь поднял эту неприятную для меня тему. Сын его друга, Игорь, похоже, совсем лишил нас взаимопонимания.
Это парень появился в лагере археологов прошлым летом и напрочь испортил мои каникулы. Его чувства ко мне, вспыхнувшие со страшной силой, обернулись для меня настоящим кошмаром. Никакими словами я не могла объяснить влюбленному Игорю, что не испытываю к нему ни малейшей симпатии, мои отчаянные просьбы оставить меня в покое, казалось, только раззадоривали его: он становился все настойчивее, а потому невыносимее. Папа был единственным, кто мог помочь мне справиться с ситуацией, но его, как ни странно, поведение Игоря крайне умиляло, а мой отпор немало удивлял. Все, что я слышала в ответ на свои просьбы поговорить с парнем и оградить меня от его назойливых приставаний, было: «Эмма, это нормально! У вас такая пора: симпатии, флирт, прогулки под луной! Это должно быть в каждой юной жизни, так что прими, как должное!». Разговоры по душам нам и раньше редко удавались, но в тот раз «глухота» папы особенно ранила и обижала меня. Так и не дождавшись от него поддержки и не в силах больше терпеть преследования несносного поклонника, я решила проблему, как могла — сбежала домой. Желание больше никогда не видеть Игоря оказалось сильнее моей любви к морю.
