Я находился тогда по ту сторону глобуса, в огромном прекрасном городе на берегу Тихого океана. Там как раз заседал международный конгресс океанологов, и мое журналистское удостоверение позволило занять место на галерее.
Первым выступал известнейший специалист, пионер в изучении дельфинов, директор самого крупного океанариума. Но, несмотря на профессорское звание, он повел себя скорее как популяризатор своих идей, чем солидный ученый, — почти цирковым жестом он подал знак ассистенту, тот включил магнитофон, и зал наполнился плеском, криками, писком, бульканьем. На этом фоне отчетливо прозвучало:
— Т-тобрый т-тень, т-трузья люти. Шелаем сторофья и успех-хов. Т-тобрый т-тень, т-трузья люти. Шелаем сторофья и… — и длинный ряд звуков, тихих и ласковых, словно объяснение в любви на непонятном языке.
Профессор торжествующе произнес:
— Это дельфин Моро. Прошу вас завтра в океанариум, там он лично поговорит с вами.
Зал готов был взорваться аплодисментами, но в партере кто-то громко выкрикнул: — Позор!.. Убийца! Убийца!
Возмутитель спокойствия вырвался из рук служителей и, как кнутом, рассекал воздух своим скандальным «Убийца!» Потом он вдруг покорился и позволил вывести себя.
Я бросился за ним. Не помню, что я говорил, чтобы завоевать его доверие, как мне удалось убедить его зайти вечером ко мне в гостиницу. С порога он спросил с вызывающей иронией:
— Ну, так что же вам сказал профессор?
Отрицать, что такой разговор действительно состоялся, не имело смысла.
— Он глубоко сожалеет, вы были его лучшим сотрудником. — деликатно ответил я, но его улыбка разозлила меня, и я рискнул добавить:
— Он сказал также, что у вас появились какие-то странные идеи и однажды ночью, в состоянии сильного душевного расстройства, вы выпустили в океан всех его дельфинов. — Вы должны выслушать и другую сторону в этом споре, — спокойно произнес мой собеседник.
— Выслушать… кого?
— Пойдемте, — попросил он тихо, словно остерегаясь проявлять настойчивость. — Уверяю, вы не пожалеете.
Против этой печальной кротости невозможно было устоять.
— Давайте возьмем такси, — предложил он. — Сейчас луна рано заходит, времени у нас мало, а нам нужно уехать подальше от людей.
Ну конечно! Как же обойтись без луны — атрибута всех глупостей, которые хотят выдать за таинственные или романтические!
Я ругал себя за то, что поехал (да еще на такси, это при моем финансовом положении), уступив просьбе сумасшедшего. Господи, дернуло же меня связаться с этим идиотом.
— Извините, — словно проснувшись, заговорил он, — Знаете, когда я собираюсь к нашим друзьям, мне надо подготовиться, освободить свою душу ото всего, что ей мешает. Вы меня о чем-то спросили? О любви к дельфинам? Видите ли… Вот, например, я вас не знаю, но, скажем, люблю вас и, чтобы вас узнать, разрежу вам живот — посмотреть, как вы устроены внутри, разобью вам череп, насую в мозг разных электродов. буду смотреть, как вы реагируете на раздражение электрическим током, стану колоть вас иглами и, наконец, вооружившись палкой, начну принуждать вас учить язык марсиан, если таковой существует. Как бы вы отнеслись к такой любви?
