Ушедший день сполна вымотал беженцев. Полдня томительного ожидания на дороге, потом долгая тряская езда по проселкам на военных грузовиках, потом, когда машины свернули на свои полевые склады, многокилометровый марш-бросок с тяжелыми ношами за плечами. И все это под немилосердными лучами июльского солнца. Лишь поздно вечером добрались они до Травно и без рук, без ног рухнули замертво.
Проснувшись утром, Велик долго лежал неподвижно.
Рядом тихо шмурыгала носом Мангошка — тоже проснулась. В отличие от Велика ей не терпелось начать наступающий день.
— Вон добрые люди поднимаются завтрак варить с божьей помощью.
Велик усмехнулся: словечки, выражения, даже интонации девчонка переняла от покойной матери.
— Не лотоши, — сказал он. — День велик, успеешь еще сто раз проголодаться после завтрака.
А кругом уже слышался гомон. На небольшом взгорке меж каменных двухэтажных домов под матерыми деревьями копошились беженцы: умывались, убирали постели.
— Стыдно так долго лежать, — опять пошла в атаку Манюшка. — Хороший хозяин не валяется так долго. Кто рано встает, тому бог дает.
Велик опять не отозвался… Вот ненасытная утроба! Только поддайся — за один день все запасы смолотит. Тем более что там и запасов-то этих — глянуть не на что.
Рядом послышались всхлипы, затем жалобный голос Манюшки:
— Ох, мати наша царица небесная!.. Вель, я есть хочу.
— А, ка б тебя раки съели! — воскликнул Велик и улыбнулся неожиданно подвернувшемуся на язык Барышному ругательству.
Он встал, отряхнул приставшую к одежде солому.
— Пойду дровец поищу. А ты тут… Лежево в кучу и к столу — кто знает, сколько еще куковать придется под этим дубом. Почисти картошку.
— Сколько? — живо спросила Манюшка.
— Пять картошин. Сварим похлебку.
В поселке уже вовсю кипела жизнь нового дня. Над домами столбились дымы, по улицам сновали люди, в большинстве военные — солдаты, партизаны.
Было много целиком или частично разбитых зданий, а местами ровный порядок улицы, но которой шел Велик, прерывался хорошо затравяневшим пустырем. Лишь по ржавым проплешинам и закопченным осколкам кирпича, рассыпанным по всей площади, можно было догадаться, что здесь когда-то стоял дом.
На одном из таких пустырей Велик увидел толпу мужиков с холщовыми сумками за плечами. Они теснились вокруг невысокого старшего лейтенанта, в котором, подойдя ближе, он узнал партизанского комиссара Андрея Ивановича. Велик обрадовался знакомому человеку и бросился было к нему, но тут же погасил свой порыв, вспомнив, как комиссар не узнал его в Комарах, Мужики между тем полукругом расселись на траве, и Андрей Иванович начал выступать перед ними. Из его слов Велик понял, что люди эти мобилизованы в Советскую Армию. Пристроившись за спинами, он послушал про дела на фронте, после чего отправился дальше.
