Он швырнул деньги на стол. Его и без того красное апоплексическое лицо свидетельствовало о явном приближении удара. «Надо же, — подумалось мне, — я некстати со своими мелочными требованиями. Вполне без меня бы обошелся».
С милейшим Василь Иванычем отношения наши не сложились сразу и навсегда. То ли я Василия Ивановича раздражала манерой поведения, то ли ему казалось, что я много запросила, — но сейчас мы прощались. И никто от близкого расставания не грустил. Я чувствовала себя оплеванной с ног до головы, а Василий Иванович — обманутым.
Бывают же люди! Он швырнул на стол деньги и посмотрел на меня из-под кустистых бровей. Я вежливо улыбнулась и, хотя меня раздирало острое желание собрать эту поганую мелочь и запустить ему прямо в красно-томатное лицо, тем не менее сдержалась. Во-первых, так себя вести неприлично. Во-вторых, завтра нечего будет есть. Поэтому я молча собрала баксы, сказала: «До свидания, Василий Иванович, всяческих вам успехов, здоровья вам и вашему мальчику» — и вырвалась из кабинета в коридор, где по стенам аквариумы, а возле двери торчит фигура загадочно улыбающегося негра. Такие негры продавались в нашем магазине, и я даже подумывала, не облагодетельствовать ли мне моих соседей, поставив с гонорара этакие чудные фигуры на каждую лестничную площадку.
Никакого альтруизма в моих детских мечтаниях не было. Просто радостно было представлять, как вечерами сплетничающие по моему поводу соседушки после своих дворовых раутов поднимаются по лестнице, шарахаясь от моих веселеньких негритосов.
Теперь я сама уперлась в этого негроида. Нос к носу. Он таращил на меня белые глазищи, радостно улыбаясь. «Фу, какой ты гадкий», — подумала я и показала негру язык. За моей спиной противно хихикнули. Я обернулась. На меня похотливо щурил глазенки прыщавый хакер Петечка, чьи преступления перед семейными доходами были мной только что доблестно раскрыты. Родное дитя Василия Ивановича.
— Вы, Татьяна Иванова, кому рожи корчите? Папе или негру?
— Тебе, родной, — сурово ответствовала я, — показалось… Я никому рожи не корчу.
— А лицо скривили?
— Это ты, малыш, в зеркало нечаянно поглядел.
С этими словами я сочла наш диалог законченным. Но не тут-то было. Две потные руки обхватили и сжали мою божественную грудь, а в лицо мне совершенно гадко завоняло нечищенными зубами. Я почувствовала себя несчастной нимфою лесной, схваченной грубым сатиром. Однако роль эта мне мгновенно прискучила, и я совершила дерзкое нападение на самое уважаемое Петечкой в своем организме место. Петечка взвыл, аки раненый вепрь, поскольку удар был нанесен моей изящною ножкой в туфельке с высоченным каблуком, и вынужден был оставить свои желания нереализованными. Он согнулся и изрек уж такую непристойность, что даже я покраснела.
