Вера Падших

Она не помнила, как умерла.

С каким-то странным ощущением покоя она размышляла, не означают ли далекие сердитые голоса, звучащие в ее сознании, что ей вновь предстоит этот трансцендентный переход.

Если и так, она все равно ничего не может поделать.

Она не помнила, как умерла. Только смутно припоминала тихие шепчущие голоса – голоса говорили, что это так, что смерть забрала ее, но он прижался губами к ее губам и вдохнул в нее свое дыхание, свою жизнь – и воскресил. Она не знала, кто ей это сказал и кто такой «он».

В ту ночь, когда она впервые начала различать еле слышные бесплотные голоса, она осознала, что рядом – люди, и эти люди думают, что она вряд ли протянет до утра. Но теперь она знала, что пережила ту ночь. И все последующие ночи. Возможно, благодаря тем отчаянным молитвам и горячим клятвам, что тихо звучали возле нее в ту первую ночь.

Но – хотя она и не помнила, как умерла – предсмертную боль она помнила отлично. Эту боль она не забывала никогда. Помнила, как в одиночку сражалась с мужчинами, скалившимися, словно свора бешеных псов. Помнила град жестоких ударов, повергших ее на землю, помнила пинки, удары тяжелых кованых сапог, треск ломающихся костей. Помнила кровь – столько крови! – на их руках, на сапогах. Помнила охвативший ее дикий ужас, когда от боли не могла ни крикнуть, ни охнуть.

Потом – через несколько часов, а может, и дней, она не знала, – когда она лежала на чистом белье в чужом доме и заглянула в его серые глаза, она поняла, что для некоторых жизнь припасла боль куда худшую, чем досталась ей.

Она не знала, как его зовут. Его исполненный скорби взгляд не оставлял сомнений, что она должна знать его. Должна помнить его имя лучше, чем собственное, – но не помнила. И это удручало ее больше всего.

Стоило ей закрыть глаза, как она встречала этот его взгляд, в котором, кроме страдания, была надежда – такую отчаянную надежду могла дать только искренняя любовь. И даже когда непроницаемая тьма заволакивала ее разум, она не позволяла этой тьме затмить свет его глаз.

Порой она вспоминала его имя, но потом забывала вновь. А иногда, когда боль становилась совершенно невыносимой, забывала и свое собственное.

И всякий раз, слыша его имя, Кэлен вспоминала, кто он. С отчаянной решимостью она цеплялась за это имя – Ричард, за свои воспоминания о нем, о том, что он для нее значит.