Предисловие
(к изданию романа на нидерландском языке)
Я пишу это предисловие, пытаясь разобраться в сомнениях, охвативших меня. Чем они вызваны? Фактом переиздания книги, впервые опубликованной в Нидерландах лет двадцать назад? Новым столкновением с текстом, начатым в 1941-м и потом закопанным в саду? Или это тени прошлого накладываются на тени, отбрасываемые настоящим? В новом издании не изменено ничего по сравнению с первым, ни единого слова, ни одного предложения.
И это кажется мне совершенно правильным. Ничего не изменилось: время прошедшее остается временем выстраданным. По сей день. Никакие сомнения не могут этого опровергнуть.
Опубликованные здесь заметки мне передал после войны один голландский адвокат. По его словам, он сам получил их от одного из своих клиентов, человека лет тридцати, который иногда консультировался с ним по разного рода безобидным вопросам обычной адвокатской практики. К тому времени война продолжалась уже два с половиной года. Отношения между ними никогда не были настолько доверительными, чтобы оправдать этот жест. Так что, вручая своему консультанту пачку исписанной бумаги, молодой человек должен был предварительно объяснить, что некоторое время будет вынужден скрываться ради своей безопасности, что хранение этих бумаг ничем не угрожает теперешнему владельцу и что хранить их можно где угодно. Однако же, адвокат почел за лучшее закопать их вместе с собственными вещами и вещами других клиентов под своим домом, где они благополучно пережили войну. Большинство закопанных документов были возвращены владельцам, но эти записки так и остались лежать в секретере адвоката.
— Вот, — сказал он, передавая мне грязный, мятый сверток. Шрифт местами расплылся, словно бумага долго пролежала в воде.
— Но тут же все по-немецки, — изумился я.
— Прочтите, — коротко возразил он.
— Значит, это писал не голландец, — сказал я.
— Нет. Прочтите и скажите мне, что вы об этом думаете.
Я начал расспрашивать об авторе, но он уклонился от ответа. Я знал, что он великолепно владеет немецким, и предположил, что он сам и есть автор записок. В ответ на мои осторожные вопросы он лишь рассмеялся и повторил:
— Прочтите, пожалуйста.
— И что потом? — продолжал допытываться я.
— Не знаю. Может быть, вы что-нибудь придумаете.
— А это не мистификация?
— Нет, нет, — поспешил заверить он. — Убедитесь сами. Эти записки, без сомнения, следует толковать как попытку сочинителя разобраться с очень личными проблемами своей судьбы. Но вы сначала прочтите, а потом мы побеседуем на сей предмет. Он был жертвой нацистского режима.
