Опередить Господа Бога - Ханна Кралль

Опередить Господа Бога

Книга польской писательницы и журналистки Ханны Кралль (р. 1935) написана на основе бесед с Мареком Эдельманом — одним из тех, кто возглавлял сопротивление фашистам в Варшавском гетто, и единственным уцелевшим после его разгрома; впоследствии Эдельман стал кардиологом. Публикация книги «Опередить Господа Бога» произвела сенсацию. Простыми, ясными словами, намеренно ничего не приукрашивая и избегая пафоса, Эдельман рассказывает об уничтожении Варшавского гетто и о людях, с которыми его тогда столкнула судьба.

Читать Опередить Господа Бога (Кралль) полностью

На тебе в тот день был красный пушистый джемпер. «Отличный джемпер, — уточнил ты, — из ангорской шерсти. Очень богатого еврея…» Поверх два кожаных ремня крест-накрест, а посередине — на груди — фонарик. «Надо было меня видеть!» — сказал ты мне, когда я спросила про девятнадцатое апреля…

— Так и сказал?

Холодно было. В апреле по вечерам бывает холодно, особенно когда ешь мало, вот я и надел джемпер. Да, я его действительно нашел в вещах одного еврея; после того как их семью выволокли из подвала, я взял себе джемпер из ангорской шерсти. Отменного качества: у этого типа была куча денег, перед войной он дал армии на постройку то ли самолета, то ли танка, чего-то в этом роде.

Я знаю, ты любишь такие детали, потому, наверно, про него и упомянул.

— Ну нет. Упомянул — поскольку хотел кое-что подчеркнуть. Деловитость и спокойствие. Вот что тебе было нужно.

— Просто мы все тогда так говорили.

— Стало быть, джемпер, ремни крест-накрест…

— Допиши еще: два револьвера. Это был высший шик — револьверы на ремнях. Нам тогда казалось, у кого есть два револьвера, у того есть все.

— Девятнадцатое апреля: тебя разбудили выстрелы, ты оделся…

— Нет, пока еще нет. Меня разбудили выстрелы, но было холодно, стреляли далеко, и вставать было незачем.

Оделся я в двенадцать.

С нами был парень, который принес с арийской стороны оружие — он собирался сразу идти обратно, но было уже поздно. Когда начали стрелять, он сказал, что у него в Замостье в монастыре дочка и он знает, что живым не останется, а я останусь и потому должен после войны об этой дочке позаботиться. Я сказал: «Ладно, ладно, не болтай чепухи».

— Ну и?

— Что «ну и»?

— Удалось тебе отыскать дочку?

— Да, удалось.

— Послушай. Мы условились, что ты будешь рассказывать, верно? Пока еще девятнадцатое апреля. Стреляют. Ты оделся. Тот парень с арийской стороны сказал про дочку. Что дальше?

— Мы пошли поглядеть, что делается вокруг. Вышли во двор — а там немцы, пятеро или шестеро. Собственно, следовало их убить, но у нас еще не было в таких делах сноровки, да и страшновато было — в общем, не убили.

Через три часа стрельба прекратилась.

Стало тихо.

В наш участок входило так называемое гетто фабрики щеток — Францисканская, Свентоерская, Бонифратерская.

Фабричные ворота были заминированы.

Когда на следующий день подошли немцы, мы включили взрывное устройство, — наверно, сотню их разнесло в клочья; хотя точно не помню, ты должна это где-нибудь проверить. Я вообще уже многого не помню. Про каждого из своих больных мог бы тебе рассказать в десять раз больше.

После взрыва немцы пошли на нас цепью. Очень нам это понравилось. Против сорока — сотня, целая колонна, в боевом порядке, крадутся, видно, что относятся к нам серьезно.