Оставшиеся в тени

Летом сорок первого года, за восемнадцать дней до начала войны, в Москве умерла молодая женщина, немка, по имени Маргарет Штеффин. У нее был туберкулез в последней стадии, и врачи, поражаясь стойкости ее духа и страстному желанию жить, могли лишь облегчить ее страдания — до той минуты, когда, крепко сжав руку лечащего доктора, она перестала дышать.

Смерть — событие всегда скорбное, тем более когда речь идет о человеке, которому дано было много талантов, но мало — жизни. Маргарет Штеффин, дочь каменщика с берлинской окраины, владела шестью иностранными языками, обладала врожденной музыкальностью, несомненными артистическими и литературными способностями — иными словами, ей, вероятно, было вполне по силам воплотить свое дарование в нечто значительное, в такое произведение либо драматургии, либо поэзии, которому бы оказалась суждена жизнь более долгая, чем его создателю. Между тем мы не вправе предъявлять горькие упреки одной лишь судьбе, наделившей Маргарет не только избыточно богатой одаренностью, но и тяжелейшим недугом. Свой жизненный и творческий путь Штеффин избрала сама, избрала вполне сознательно, по собственной воле отрекшись от доли творца и выбрав для себя участь сотворца, скорее же — сотрудника, сотоварища, соделателя. Она надела на себя вериги добровольного служения таланту более мощному, яркому, дерзкому, она растворилась в нем и в нем навсегда осталась — почти безвестной.

Телеграмма о ее кончине отправлена была во Владивосток: «транзитнику Брехту». Брехт, ожидавший во Владивостоке шведский пароход, чтобы отплыть в Соединенные Штаты Америки, отозвался письмом на имя заместителя председателя Иностранной комиссии Союза писателей СССР М. Я. Аплетина. В письме были такие слова: «Потеря Греты — тяжелый удар для меня, но если уж я должен был ее оставить, то не мог бы это сделать нигде, кроме как в Вашей великой стране».

В этих брехтовских стихах из подборки «После смерти моей сотрудницы М. Ш.» выражено не только чувство, вызванное кончиной близкого человека; в них дана точная оценка места, которое Маргарет Штеффин занимала в жизни Брехта, ее значения в творчестве замечательного немецкого драматурга, прозаика и поэта — значения столь своеобычного, что для определения Брехту пришлось прибегнуть к словам, почти противоположным по смыслу. Но именно так и было на деле: Брехт сыграл огромную роль в становлении личности Маргарет Штеффин и поэтому вполне мог назвать ее своим питомцем; он приобщил ее к своему искусству — вот почему он по праву считает Маргарет «моим учеником»; она шла за ним по нелегким путям его творчества — и, таким образом, служила ему, как верный солдат. Вместе с тем он так высоко ставил глубину и меткость ее суждений, ее художественное и нравственное влияние, ее вклад в его творчество, что имел все основания назвать Маргарет Штеффин своим генералом, учителем и опекуном.