У дяди Антона рыжая борода. Ноги у него большие, руки широкие. Лесной это человек, брат дерева, друг камня. Глаза его словно обложены мхом. Два глаза, как два зверька, которые из листвы смотрят на человека. Когда он проходит мимо деревьев, он подмигивает им, будто проходит мимо людей.
Два дерева стоят рядом — муж и жена — и трогают друг друга ветвями.
Он любит деревья. Деревья — это очень гордый народ. Только деревья умирают стоя. Но и среди деревьев есть такие, что перед ветром стелются по земле. Говорит дядя Антон кедровому стланцу:
— Ну что ты вьешься, что ты жмешься к земле? Ведь ты кедр. Дерево, а живешь лежа.
Проходя мимо озера, он ворчит. Озера он не любит.
Он любит все, что бежит, все, что падает с гор, что несется через камни, все, что опрокидывается и ревет, что несет бревна и людей: реки, ручьи, речки.
Проходя мимо Охи, речки, бегущей из лесу, дядя Антон нагибается и пьет воду, черпая ее ладонью.
— Эй, выпьешь речку! — кричат ему плотники.
— А вам что? Вам что вода из живой речки, что вода из-под крана. Из-под крана даже слаще. Пейте из него. Соли в вас мало.
С усов дяди Антона капает вода на траву. Он смотрит на Оху и думает.
«Что ж, — думает он, — дни речки считанные. Скоро сожмут ее, посадят в трубу. Теки, скажут, Оха, беги к нам на руки, на спину».
А Оха шумит себе и бежит. И речка-то небольшая, с волчий шаг, но дяде Антону жалко ее берегов, ее красоты.
— Эй, вы! — кричит он водопроводчикам.
— Чего тебе?
— Соли в вас мало.
Одним из первых он приехал в Оху.
— Рек много? — поинтересовался.
— Водятся.
— Зверь далеко?
— Зверя у нас много.
— Ну, а люди есть?
— Есть людишки, настоящих людей мало.
— Это нехорошо. Без человека и речка старится.
Под горой, на диком месте, поставил он себе могучий дом. Окна он прорубил широкие, чтобы по утрам было видно море, виден лес, чтобы в доме всегда было небо.
Третий год дяди Антона на Сахалине был год зимний. Зима простояла до середины июля, лета не случилось, а в сентябре снова наступила зима. Дом дяди Антона был еще без крыши. Стояла палатка в снегу. Половину палатки занимала кровать, на кровати лежала жена дяди Антона.
Старуха захворала в море, ее укачало. Она захворала с горя: земля была не лучше моря, будто и не земля. На пароходе подохли все ее куры. Остался петух, но он не кричал по утрам, не радовал старухина сердца, должно быть и сам не рад был новым местам. Антон выстроил для петуха курятник. Петух ходил в своем пустом доме и скучал.
— Наташа, — сказал дядя Антон старухе, — смотри не скучай.
— Место какое, — сказала старуха. — Курице в этом месте не снести яйца. Как мы жить станем?
