Йован Киш знает, что такое сень смерти. Очень хорошо знает. Хотя сам он любит солнечный свет.
— Йован, — говорит ему Дьявол.
У Дьявола острый подбородок, и нос, и пальцы. Даже глаза у него колючие. Йован Киш ухмыляется.
— Друг ты мой закадычный, — говорит Дьявол.
На лице Киша вовсе не ухмылка, а волчий оскал. Товарищи некогда называли его Волк-одиночка.
Резким, внезапным взмахом Киш выбрасывает правую руку вперед. Острие ножа впивается Дьяволу в поддых.
Оглушительный звон разбитого стекла — словно камнем запустили в витрину.
Йован Киш просыпается. Он. лежит, не шевелясь. Вглядывается в полумрак. Настороженно прислушивается. Все тело его покрыто липким потом.
Он включает ночник. Настенные часы показывают полчетвертого. За окном занимается июньский рассвет. Время от времени налетает ветер. Волны с тихим плеском ударяются о борт лодки.
Йован Киш закуривает сигарету и гасит лампу. Кругом тишина и серый полумрак. Во рту горечь от сигареты. Киш мнет ее в пепельнице. Поворачивается лицом к стене и натягивает ворсистый плед до самого подбородка.
Он забывается крепким сном без сновидений. В семь часов его поднимает звон будильника. Сквозь щели занавески пробивается солнце. Одурманенный сильным снотворным, Киш чувствует себя вялым. Как каждое утро.
К десяти часам он добирается до югославо-венгерской пограничной станции. Нещадно палит солнце. Дунай стремительно мчит свои воды.
В ста метрах от плавучей пристани Йован Киш тянет на себя рычаги скорости. Вздыбленный нос «Ласточки» послушно погружается в воду. Киш облачен в застиранные джинсы, голубую полосатую майку и спортивные тапочки.
Когда белый корпус моторки оказывается вровень с пристанью, Киш убирает скорость и поворачивает руль вправо.
Встречное течение гасит ход моторки. Нос ее прижимается к понтону.
Несущий службу пограничник уже наготове. Он следил за приближающейся лодкой в бинокль и издали определил, что это «Ласточка».
— Эгей, капитан! — приветствует Киша сержант Булатович. Свой бинокль и автомат он оставил на выкрашенной в белый цвет скамейке.
Булатович хватает лодку за причальный канат. Йован Киш бросает конец. Сержант захлестывает его вокруг тумбы на понтоне.
— Эгей! — отзывается на приветствие Йован Киш и проходит на корму в рулевой отсек. Поворачивает ключ зажигания. Негромкий рокот обоих моторов «вольво» смолкает. Воцаряется тишина. Лишь плещут волны, разбиваясь о понтон.
— Давненько вы в наши края не заглядывали.
— В других местах тоже воды хватает, — усмехается Йован Киш.
Загорелое, обветренное лицо, ястребиный профиль. Безукоризненный ряд зубов. Жесткие, черные, с едва наметившейся проседью волосы. Глаза — невероятной голубизны, будто фарфоровые. Эти голубые фарфоровые глаза придают лицу необычное выражение.
