Вселенные

Перевод Сергей Гонтарев

В роскошном павильоне звучат голоса гостей, шумит вечеринка. Небольшой пруд возле павильона как будто ворует звезды с неба. Я — почетный гость, меня окружают поклонницы, а я слушаю девушку, с которой только что танцевал. Она похожа на изящную вазу с подсолнухами: подсолнухи — ее волосы, васильковая синева вазы — ее платье, нежно мерцающее в пульсирующем свете. Она перескакивает с темы на тему — погода, новости, книга, которую хочет прочесть, — а я слушаю ее голос, и он взлетает над гулом, заполняющим помещение. Как будто она — единственная в распустившемся вокруг меня цветнике дев.

Все это для меня как чудо: танец, ночь, девушка-подсолнух. Я как тот герой из рассказа Скотта Фицджеральда, который много лет пил, не просыхая, а потом, протрезвев, увидел город новыми глазами. Мир сильно изменился с тех пор, как я его покинул. И теперь все, что я вижу, очаровывает меня. Переливчатый голос девушки-подсолнуха вселяет надежду, он — как песня, которую я часто слышал среди звезд.

Вдруг переливы обрываются, и девушка спрашивает:

— Это все в вашу честь?

— Отчасти да, — киваю я.

Прерванная песня ее голоса создает круговорот, и я вращаюсь в нем, а возле моего локтя снова возникает черная дыра — тусклый, медленно растущий диск с черным глазом в центре. И мы падаем в него, увлекаемые адским приливом, — я, Уитерс, Баннистер, звездолет. Уитерс сходит с ума у меня на глазах. Он сидит, сгорбившись в углу модуля, прижимая ноги к груди негнущимися руками, и смотрит, смотрит, смотрит перед собой. Баннистер, обезумевший от паники, натягивает скафандр и, прежде чем я успеваю среагировать, бросается за борт.

Дальше я ничего не помню.

— Знаешь, — говорю я девушке-подсолнуху, которую зовут Вереника, — проблема в том, что я не все помню. Иногда мне кажется, что я не вырвал судно из объятий гравитации и мы ушли за горизонт событий. Каким-то образом миновав сингулярность, мы вывалились в другой Вселенной, так похожей на нашу. Эти мысли мучили меня весь путь к Земле. И, что хуже всего, обсудить это было не с кем, потому что Баннистер погиб, а живой Уитерс был ничем не лучше мертвеца, и он умер бы, не корми я его насильно.

— Но теперь-то все в порядке? — спрашивает девушка-подсолнух. — Теперь вы уверены, что не провалились в черную дыру?

— Не совсем, — отвечаю я. — И с каждой минутой моя неуверенность растет.

Оркестр на сверкающем помосте, возвышающемся над танцполом, начинает играть старый вальс. Штраус возрожденный. Я оказываюсь на площадке, девушка-подсолнух в моих объятиях. Мы кружимся под вальс «Жизнь артиста», и музыка становится черной дырой, которая затягивает меня в незнакомое прошлое.