Чужой для всех. Книга 2

КНИГА НЕ ИМЕЕТ АНТИСОВЕТСКУЮ НАПРАВЛЕННОСТЬ И НЕ ПРОПАГАНДИРУЕТ НАЦИЗМ. КТО ПРОЧЕЛ ЕЕ ВСЮ,ТОТ СОГЛАСИТСЯ С ЭТИМ ВЫВОДОМ!!!

КНИГА НЕ ИМЕЕТ АНТИСОВЕТСКУЮ НАПРАВЛЕННОСТЬ И НЕ ПРОПАГАНДИРУЕТ НАЦИЗМ. КТО ПРОЧЕЛ ЕЕ ВСЮ,ТОТ СОГЛАСИТСЯ С ЭТИМ ВЫВОДОМ!!!

Марта Ольбрихт боялась прикоснуться к конверту. В этом голубом прямоугольнике с официальным штампом МИД был запечатан страх. Страх, который сопровождал всю жизнь. Страх за свою судьбу, за судьбу детей и внуков, за их благополучие. В конверте был приговор: страшный и непререкаемый. Теперь она собственноручно должна отнести его к мужу, и тогда она узнает…? Или не нести?

Впрочем, что за чушь, какое значение сейчас может иметь то, что в письме? Жизнь практически прожита и прожита, как ей казалось красиво и достойно. Да и многое ли ей надо сейчас от престарелого мужа. Тем не менее, щемящая боль в груди, вспыхнувшее непреходящее волнение вновь напомнили ей о месте в сердце Франца. Марта как никогда остро почувствовала себя самозванкой. Самозванкой занимающей чье-то положение все эти годы.

Вдруг ненависть захлестнула ее. Всю жизнь она чувствовала, что та женщина живет рядом с ними. Это ей доставалось все то, что должно было принадлежать ей, Марте, которая всегда была верной женой, хорошей матерью и образцовой хозяйкой. У них с мужем было все хорошо - и все же ничего не было. Ничего из того, о чем Марта мечтала, когда выходила замуж в конце той страшной войны. Потому что была она, та женщина.

Хотя, что та русская женщина, может сделать ей, Марте, сейчас? Да и жива ли она вообще…? Жизнь прожита. Никто не заберет у нее мужа, детей, дом. Прошлое осталось в прошлом. Война, униженные и запуганные немцы, русские в Берлине, молчащие мужчины, прячущие военную форму по чердакам. Тайны, которые они носили в себе и не дававшие им спокойно жить, раны, которые не заживали - все это в прошлом. Но так ли это? Вот, весточка оттуда через столько много лет?! Значит, война - ее война - продолжается?

Ну, что ж! Встряхнув головой, Марта Ольбрихт постучала в дверь кабинета мужа.

- Дорогой, тебе письмо из России! - проговорила она, наверное, слишком громко.

Как в замедленной съемке, она наблюдала, как бледнеет лицо мужа, как он берет в руки письмо, смотрит на штемпель, подходит к столу. Полуобернувшись, он хочет ей что-то сказать - может, ей выйти? И медленно, очень медленно, оседает на пол, сжимая в руке так и не вскрытое письмо.